смерти, когда тот уже без сознания находился в реанимационном зале, Станислав пожалел симпатичную женщину и на одну короткую минуту провёл к койке. Несколько мгновений спустя, она пыталась упасть на колени, умоляла спасти самого дорогого для неё человека. Стас, не дал ей опуститься на пол, засомневался, насколько она искренна и не воспроизводит ли перед ним сцену из театральной трагедии? Но реальный пациент при смерти и тяжесть его состояния заставляли поверить без пяти минут молодой вдове при живом муже.
Инна Владимировна тогда действительно бессвязно лепетала о деньгах, золоте, «только спасите, спасите его! И я сделаю всё…». Стас даже почувствовал раздражение, неужели, она не понимает, что дело совсем не в её горячечных посулах?! Будто и без таких ненужных слов не делалось всё возможное! Он показал ей положение близкого человека без прикрас не для того, чтобы вызвать подобную реакцию, всякое могло произойти, и она должна приготовиться к вероятности худшего исхода…
Такие сцены не были внове ни для Стаса, ни для других реаниматоров. Сколько раз родные умирающих сулили докторам золото и деньги, вечную память и пропечатанную в прессе признательность. Но, после выздоровления, как правило, не следовало ни обещанных драгоценностей, ни конвертов с шуршащим содержимым, благодарственные заметки в газетах, правда, изредка случались, но толку-то от них… Если только на стену в рамочку повесить! В лучшем случае пределом фантазии дарителей оказывалась бутылка-другая коньяка, коробка конфет или бесполезный букет цветов, а если и приносилось что-то сверху того, то обычно перепадало заведующему отделением.
Бывали, конечно, исключения, но обычно те, кого Стас вытаскивал с того света, или их родственники даже не здоровались с ним на улице, то ли действительно не узнавая, то ли намеренно напуская на себя такой вид. Да что на улице, даже при встрече нос к носу на территории больницы после перевода из реанимации, они могли равнодушно посмотреть на него и пройти без приветствия, словно мимо человека-невидимки. Вероятно, такие полагали должным, чтобы он обратил на них внимание первым, проявил участие, поинтересовался их драгоценным здоровьем. А сами успевали позабыть, в каком подвешенном состоянии между жизнью и смертью сами или их близкие недавно находились и благодаря кому из этого смогли выкарабкаться.
Некоторые, действительно, ничего не помнили и не знали, что с ними происходило во время полного отсутствия сознания. В любом случае их благодарность, если потом имела место, изливалась на лечащих врачей других отделений.
Но, нередко попадались и такие, кто видел в нём всего лишь прислугу, обязанную холить и лелеять их по законам своей гуманной профессии. Да ещё мифической клятвы Гиппократа, неведомо кем на самом деле сочинённой, обязывавшей врачей безропотно мириться с ролью обслуживающего больных персонала. Своё последующее выздоровление и бодрое самочувствие недавние кандидаты на тот свет воспринимали само собой разумеющимся, единственно закономерным, заранее предрешённым для