несколько минут в луже вонючей грязи лежал только небольшой, похожий на мочалку, остаток бывшей грозы огородов. Сашка судорожно вздохнул, подобрал рюкзачок и пополз на карачках, куда глаза глядят.
…Неизвестно, почему для возвращения в мир живых Сашка избрал именно этот люк. Да только по странному совпадению он находился в опасной близости от банка «Новоозерскпромстройинвесткредит». Сашка едва не овдовел, когда выполз из канализации прямо пред ясные очи родной его супружницы Марии свет Николавны. Маша ахнула и схватилась за сердце. Посудите сами – вы пытаетесь вычеркнуть из жизни человека, а он тем временем с горя бомжует и живет на трубах. К тому же глаза у него дикие, и амбре от него такое… Врагу не пожелаешь.
Так что Сашка беспрепятственно переехал с дачи Шнобелей в родные пенаты, был отмыт, накормлен и теперь сидел, пил чай, шумно дуя на блюдечко, и вполголоса, чтобы не услышала мать, рассказывал вытаращившим глаза дочкам о его бое с поганым идолищем.
А слизнячье нашествие стало потихоньку униматься и вскоре иссякло совсем.
Инкубатор для чудовища
Вениамин Аполлонович Вострицын терпеть не мог коммуналок.
Во-первых, потому что он сам проживал в одной из них, затерявшейся среди множества похожих, обшарпанных, старых, уже не дышащих, но кашляющих на ладан штукатуркой и обрывками многих слоев обоев квартир.
Во-вторых, Вострицын, ввиду, наверное, своих глубоких мещанских корней, до невозможности любил собственность. В особенности – съедобную. Поэтому его приводило в сильнейший гнев то обстоятельство, что один-единственный холодильник на четыре семьи был общим. Конечно, в пору расцветающего социализма это еще можно было бы пережить, поскольку жрать все равно было нечего, но сейчас! В наш-то век сорока четырех сортов колбасы, невиданного числа йогуртов, разнообразных чипсов, гамбургеров, сосисок в тесте и пепси-колы?!! Не смешите!!!
Вострицын тихо страдал. Всякий раз, отворяя дверцу «Титана-248» с ободранной наклейкой Леонардо ДиКаприо на самом видном месте, он с тоской пытался угадать, сколько же котлеток будет в данный момент находиться в его кастрюльке, так рассеянно не закрытой им вчера вечером. И всякий раз Вениамин Аполлонович ошибался. Котлеток не оставалось совсем.
Не любил он еще и кисель, который обожали все остальные, но, равно как и прочие десять причин своей ненависти к соседям, предпочитал держать это в тайне. Единственным его слушателем был кот Шипр с драными ушами, живущий у Вострицына под кроватью.
В тот день Вениамин Аполлонович увидел на холодильнике книгу. Для произведения наибольшего впечатления на читателей поясним, что книг в четырех семьях коммуналки не читал никто. Семей-то, как таковых, практически не имелось. В одной комнате жил помешанный на индийской системе шакъя-йоги Василий Рама Богомягкий, в другой – щуплый, но влиятельный Ханс Христианович Мандельштуцер, своего знаменитого