куда ж ты! – рявкнул Клембог.
Впрочем, было уже поздно. Два шага туда, два обратно, но тварям, чтобы учуять, хватило и этого. Снизу бухнуло в стену, взвился визг. Выползень, показавшись, царапнул притолоку и щелкнул зубами.
– Началось, – сказал Худой Скаун.
– Да я это… я не хотел, – Кредлик сунул Клембогу кадку и затесался в круг между Ольбрумом и Хефнунгом.
Его тут же наградили подзатыльником.
– Не смущайтесь, – гауф подал кадку Капле.
– Извините, пожалуйста, – с несчастным видом прошептала девушка.
– Всякое бывает, – сказал Клембог.
Повернувшись, он занял щель между Туольмом и одним из Енсенов. Капля шевелилась за спиной, шелестела платьем. Кадка шоркала по полу.
– Никогда бы не подумал, – сказал вдруг Худой Скаун.
– Значит, живой человек, – глубокомысленно произнес Большой Быр.
– Сдается мне, и нифельные твари, возможно, это… как бы… значит, гадят, – пробормотал в усы Хефнунг.
– Заткнитесь, пожалуйста! – крикнула Капля.
Клембог смотрел, как дышит граница света, как золотистые волны то отвоевывают ахаты каменных плит, то чуть отступают.
Ему подумалось, что будь света больше, охватывал бы он ярус Башни, то, возможно, он посадил бы Погибель на цепь. Хотя, конечно, это все равно, что сажать на цепь ветер.
– Все, – нарочито грубо сказала Капля через некоторое время, – подвиньтесь к окну, я выплесну.
Они подчинились, странной многоножкой обогнув остатки кровати. Кадка со стуком опрокинулась наружу. Капля вздохнула с облегчением.
С улицы раздались плеск и неуверенное цоканье.
– Теперь по порядку, с младших! – гаркнул Худой Скаун.
Отряд зазвенел амуницией.
– Мимо окна не мочиться!
– Девушку хозяйством не пугать!
– Кто будет брызгать – убью!
– Вы отвернитесь, – сказал Клембог Капле.
– Да, конечно.
Девушка обхватила плечи руками.
– В детстве, – обратился к ней Худой Скаун, дожидаясь своей очереди, – мне приходилось по нужде вылезать в окно…
– Эгмин, – проговорил Клембог, – по-моему, случай не совсем подходящий.
– А что? Это интересная история. На ночь меня запирали в небольшой комнатке. Так уж было у нас заведено. А ночных ваз в наших краях, Кеюм, не водилось. Дикий Тральгнок, предкам не пожелаешь. Или, значит, кусты, или выгребная яма в конце двора. Под моим окном росли, помню, такие синие… нет, беленькие… то есть, красненькие. Назывались – Глаз Неба. Ну, да, синенькие. Я тогда был еще стройнее, эх, молодость, молодость, в любую щелку, представьте, без глины и масла… Это я сейчас, шерстяная э-э… несколько поправился…
Кредлика у окна сменили Енсены, за Енсенами помочился Туольм, Большой Быр, вздыхая, пропустил Худого Скауна вперед.
– И вот, – продолжил тот, вставая наконец к окну, – мне однажды пришло в голову, что я, как и сейчас, запросто могу не лезть ни в какое окно, а тихо-мирно…
– Эгмин, заткнись! – негромко сказал Клембог.
– Да