бы прямиком на небеса, но отец, к счастью, вывернул руль, подъехал к забору, за которым находился аэропорт, и затормозил.
Отсюда были видны готовые к взлету самолеты. Красные огоньки обозначали взлетную полосу, вдалеке со светящимися маячками стояли аэродромные сигнальщики в ярких жилетах. Смеркалось. Я повернулся к нему. Если бы он не дышал так тяжело, можно было подумать, что передо мной тот же кроткий мужчина, который совсем недавно брил своего старика отца.
– Помнишь мальчика из твоей школы, он еще все время возился с тряпичным пупсом?
– Даниелино Карапуз, – сказал я. – Конечно, я его помню.
– Он не переехал на север, как мы тебе рассказывали.
– Знаю, папа.
Он поднял на меня глаза.
– А ты знаешь, кто взорвал тот поезд? – спросил он. – Кто?
Я вздрогнул. Что-то подсказывало, что ответ мне не понравится.
Самолет проехал полосу до конца, почти до самой ограды, развернулся и остановился в ожидании сигнала. Через несколько секунд мотор взревел, и самолет начал набирать скорость. Еще несколько мгновений – и он был уже далеко.
Несколько дней спустя я пришел к Американцу в гости, и дверь открыл Человек-паук. Поначалу он меня не узнал. Годы, проведенные за решеткой, подумал я, стерли из его памяти мальчишку с зубной пластиной, на чьих глазах он выбросился с третьего этажа.
Американец жаловался, что после выхода на свободу Винченцо почти не появляется дома. Он точно был не из тех отцов, что водят своего сына и его лучшего друга в зоопарк или забирают их из гостей. Хотя мы и сами не рвались в зоопарк, да и на дни рождения ходили от случая к случаю.
– Ну и? – спросил он, увидев мое вытянувшееся лицо. – Зайдешь или как? Лео уже целую вечность не может отлипнуть от «Сеги»…
Винченцо был в белой майке и рваных джинсах. Высокий, светловолосый и широкоплечий, он занимал весь дверной проем. Он выглядел постаревшим, не таким, как раньше, когда они вместе с Кирпичом хозяйничали на улицах квартала. Пропахший табаком и со спутанной бородой, он смахивал на опустившегося боксера в финале карьеры. Его взгляд был подернут сероватой пеленой. Синие глаза – точь-в-точь как у Лео – потускнели. Ты смотрел в них и будто вглядывался в ночное море, становилось не по себе: это был взгляд убийцы.
– Ты все ж таки обзавелся шикарной улыбкой, – сказал он, провожая меня. – Надо записать номерок твоего дантиста.
Я покраснел, сердце бешено заколотилось. Мне вдруг вспомнились слова отца, и я испугался, оттого что оказался наедине с этим человеком.
Мы вошли в комнату Лео.
– Подыграй мне, – шепнул Человек-паук.
Вот уже несколько недель Лео не отрываясь играл на приставке «Сега Мега Драйв» в «Ежа Соника». Вот и сегодня он был до того поглощен блужданием по планете Мобиус и поисками восполняющих энергию Изумрудов Хаоса, что не обратил на нас никакого внимания.
– Ле, – тихо позвал его отец, закуривая «Лаки Страйк». – Тут