умру, ей-богу, я умру».
Вон хихикала Эмма Харперт, душа любой компании, главная сплетница школы, обязательно надо с ней поздороваться, под ручку с Эммой шагал страшно довольный собой Сэм… как же его фамилия? Вот Кэсси, Нортон, Билл, девочка в очках, Грейс, Льюис, Оливер…
«Твою мать. – Келен подавилась воздухом. – Я совсем забыла про тебя, Каэрт».
Оливер Каэрт. Поистине особенный человек, к которому Келен не испытывала немого равнодушия. О нет. Она его глубоко ненавидела, и чувство это оказалось до кучи взаимным.
Оливер был до чертиков рыжим, однако у него веснушек почему-то не наблюдалось. Природа, честно сказать, одарила его по полной, мальчика не портили даже оттопыренные уши, и Келен понимала, что благодаря его смазливой морде могла бы с ним сдружиться, если бы не одно «но»: Каэрта было невозможно терпеть. Этот выскочка задирался так высоко, что ни у кого не возникало сомнений в его непревзойденности. А всех, кто смел считать иначе, Оливер, как водится, по-зверски гнобил. Именно поэтому о Келен ходило немало занятных слухов: один раз от нее несло травкой, а на другой она уже разговаривала с жабами и лягушками вместо настоящих друзей. А Келен всего-то однажды подобрала возле школы маленького серого лягушонка. Черт знает, откуда тот взялся и чего забыл у самых ворот возле дороги, но он измотался настолько, что сидел, не шевелясь, забившись в узкую полоску тени. Келен показалось, что лягушонок чем-то похож на нее, поэтому унесла его подальше от проезжей части и выпустила в траву. Видимо, сей поступок не ускользнул от внимания Каэрта, а держать язык за зубами он не умел.
Келен опустилась на место в расстроенных чувствах. Внезапно парта, которую она выбрала, чтобы быть поближе ко всем, стала жутко неудобной и заметной, словно под светом прожекторов. Все, что угодно, лишь бы Оливер не вздумал сесть рядом с ней.
«Пожалуйста, господи, ну не может же он быть такой свиньей».
– Привет, Эмма, – напрягшись, сказала Келен.
– Оу! – Эмма несказанно удивилась. – Привет, Келен. Что как?
– Ну так. Ну… а у тебя как?
– Ничего так!
– Круто.
– Можно попросить тебя об одолжении?
– Попробуй, – сказала Келен и тут же прикусила язык: – Конечно.
– Не уступишь мне свое место? – Эмма вопросительно посмотрела на нее. – Плиз! Я очень люблю здесь сидеть. А ты сядь впереди меня или позади, ладушки?
– Окей. – Келен перекинула сумку на одну парту назад. Ничего смертельного не случилось.
– Вот спасибо! – Харперт счастливо плюхнулась на сиденье. – Как твои каникулы?
– Сойдет. – Помолчав, Келен добавила: – Могли быть и хуже.
– М-м-м.
«Что ж, все не так плохо», – думала Келен. Пока что она не начала зевать, а это очень хорошо. Келен всегда отчетливо понимала, кто и как крадет ее энергию, скопленную с великим трудом, потому что в такие моменты ей безудержно хотелось спать. Обычно при разговоре с людьми сродни Эмме Келен зевала во всю глотку, ведь по большей части все весельчаки забирают твои силы,