«старый мобильный телефон» было за гранью понимания.
– И как же тут управлять? – спросила Келен. Желтое невразумительное нечто на экране упорно не поддавалось ее ухищрениям.
– Фаэр, ты с луны что ли свалилась? – За ее спиной Оливер ехидно прыснул. – Познакомься, это – сенсорный экран, его нужно трогать ручками.
Льюис громко хохотнул. Эмма еле заметно улыбнулась, явно сдерживаясь.
– Сгинь. – Келен зло вцепилась в него взглядом.
– Эмма, я бы на твоем месте был осторожнее, – закатывался Каэрт, его громкие, отрывистые слова привлекали все больше внимания. Люди всегда летели на голос Оливера, как мухи на свежее дерьмо. – Смотри, как Фаэр не в меру общительна: говорит с тобой больше двух слов за раз! И села к тебе поближе, и смартфоном твоим яро заинтересовалась. Вот вернешься ты сегодня домой, о-па – а он исчез. И назавтра Фаэр явится в школу с новым «мобильным телефоном».
Келен почувствовала, как краснеют, а затем бледнеют щеки. Ее глаза опять остекленели.
– Что, спалилась? – Оливер снисходительно улыбнулся ей, подперев кулаком подбородок. Кулак у него был неслабый, но несмотря на это Келен очень хотелось впиться парню в горло.
Ничего не произошло, поскольку второй звонок привлек в класс преподавателя по истории, мистера М.
Весь урок Келен сидела, вперившись глазами в столешницу парты. Вместо того чтобы пытаться вникнуть в повествование учителя, она лихорадочно искала красивый выход из сложившейся ситуации. Неважно, пошутил Каэрт или нет. Не имело значения, поняла его шутку Эмма или восприняла все всерьез. Благодаря Оливеру, тупой эгоистичной твари, Келен не сдвинулась в положительную сторону ни на шаг.
А ведь необходимо было как можно скорее начинать лечение. Келен понимала, что обратный отсчет уже пошел. Однако для правильного, полного исцеления ей оказались не нужны ни дорогие пилюли, ни запредельное медицинское оборудование, придуманное лишь полгода назад. «Лечением» Келен про себя называла тот единственный метод, который помог бы ей вырваться из кошмарной, сжирающей ее сердце и мозги, депрессии. Увы, но продолжительность той была неутешительная – два года человеческой жизни. Столь запущенную стадию величают клинической, вот только Келен никому не позволяла думать, будто бы у нее что-то не в порядке с психикой. И это было ее третье, самое главное, правило. Она хотела разобраться со всем сама, снова начать жить. Как раньше. До того, как…
– Мисс Фаэр! – Учитель звучно постучал указкой по доске. – Можно вас отвлечь на минутку, барышня?!
По позвоночнику Келен пробежал отрезвляющий холодок. Ее однокашники смотрели на нее со всех сторон с презрением и плохо скрываемым недоумением.
– Доброе утро, мисс Фаэр, – ядовито произнес преподаватель. – Если уж вы соизволили проснуться, я задам вам один вопрос на проверку остаточных знаний: в каком году..?
Келен, не двигая головой, посмотрела влево-вправо, ища подсказку. С историей она никогда не находила общий язык, предмет казался скучным и бесполезным. История полнилась бессмысленными фактами, которые