наливались свинцом. Поэтому вечером вместо того, чтобы учить историю, она заваливалась в кровать и не шевелилась до рассвета.
Миссис Фаэр была страшно недовольна дочерью.
– Будь ответственной, в конце концов! – надрывалась та. – Сколько можно сидеть у меня на шее?! Ты не в состоянии даже проснуться пораньше и помочь мне приготовить завтрак! Посмотри на себя. Во что ты превращаешься? Живешь как амеба, ничего…
И так далее.
Келен нигде не могла укрыться. Дома – мама, в школе – Оливер.
– Эй, Фаэр, – однажды сказал Каэрт. – А ты случайно колесами не балуешься?
Келен недоуменно посмотрела на него, состроив гримасу.
– Чего?
– Наркотики, – пояснил Оливер. – У тебя с восприятием серьезные проблемки. А в зеркало ты давно смотрелась? Страх один: под глазами синяки размером с два моих пальца.
– Заткнись, – неубедительно произнесла Келен. – У меня грипп.
– Так иди домой и лечись, идиотка, – безразлично сказал парень. – Будешь еще тут инфекцию распускать.
– А ты не подходи ко мне и не заболеешь, – огрызнулась Келен.
«Интересно, если я и вправду умру, будет ли хоть кто-то обо мне жалеть?»
На самом деле умирать Келен не хотела. И очень этого боялась. До того она была глупая, что каждый вечер, перед тем как провалиться в сон, воображала, что наутро уже не проснется.
– Мам, – как-то раз обратилась Келен. – Мне кажется, у меня какая-то болезнь. Я нехорошо себя чувствую. Может, купим какие-нибудь витамины? Самые недорогие.
– Спать надо меньше, тогда и чувствовать себя будешь лучше, – отрезала миссис Фаэр. – И что я тебе говорила о шоколаде? В твоем мусорном ведре не меньше пятидесяти оберток! Лучше бы фрукты вместо него покупала.
Хуже всего Келен приходилось на уроках, связанных со спортом, кои их школа любила чрезвычайно сильно. Плавание и легкая атлетика были особенно в чести, и каждый раз Келен умирала вдвойне: от стыда за собственный вид в купальном костюме и от прикладываемых усилий. Она мечтала о том, чтобы потерять сознание посреди урока и освободить себя от страданий хотя бы на недельку. Однако тело действовало ей назло: передвигалось с горем пополам, но сдаваться не хотело. И ведь ни одному врачу не объяснишь, что она действительно была больна…
– Хочешь, чтобы я отстал от тебя раз и навсегда? – в один день спросил Каэрт.
Келен хотела. И предлагала ему сделать это с давних пор. Собственно, из-за этого наступила между ними непримиримая вражда. Последние два года средней школы Келен пребывала в трансе, и поначалу Оливер всячески пытался ее растормошить. Непонятно, делал ли он это из добрых побуждений или из вредности, но на его подколки Келен, нервная и вечно заплаканная, реагировала крайне остро и не знала, как ответить. Ей все это казалось унизительным, и спустя пару месяцев они с Оливером здорово подрались: Келен кинулась на него с кулаками первой. С тех пор оскорбления Каэрта приняли настоящий вид, потому