как молнии рассверкались. На веранде играйте.
…Квартиры наша и Ивлевых разделялись широкой длинной верандой. На веранде стоял большой, скорее всего никому не принадлежащий, ничейный, общий стол без скатерти. У стола стояли два старых обшарпанных стула, которые тоже были ничейными, общими.
Мама моей сверстницы и подружки Аси Ольга Афанасьевна, тетя Оля, работала в сельповской пекарне и раза два-три приносила с работы нам с Асей очень вкусные хлебные крошки. Крошки были прожаренными и хрустели на зубах. А уж пахли так – кружилась голова.
Когда после очередного угощения Ольги Афанасьевны нас с Асей хлебными крошками я решил угостить ими маму и бабушку и принес им в подоле рубашки две пригоршни хрустяшек – так мы с Асей называли крошки, – мама и бабушка всполошились:
– Кто дал?
– Где взял?
– Откуда?
– Тетя Оля… – почему-то испугался я.
Мама резко хлопнула нашей дверью и забарабанила в дверь Ивлевых.
Мы с бабушкой смотрели на маму из нашей двери.
– Что случилось? – шагнула из своей двери Ольга Афанасьевна. – Что случилось, Тамара?
– Откуда это? – Мама разжала пальцы и чуть ли не в лицо тети Оли сунула ладонь. – Темка сказал, ты ему дала, угостила…
– Я. Дала. Угостила. Нормальные крошки. Чистые. Я и Аське своей дала…
– Откуда?
– Из пекарни. Ты что, забыла, что я там работаю?
– Вам что, там зарплату крошками выдают? А может, ты премию таким образом получила?
– Бог ты мой! Тамара, ты куда клонишь? Думаешь, я эти крошки украла? Я и не поняла сразу, отчего расшумелась. А ты меня в воровстве заподозрила. Ну и соседушка! Ну и подруга!
Одной семьей живем, одно горе мыкаем, каждую картошечку пополам делим. Как ты такое могла подумать?
Да, несколько раз я по горстке крошек приносила. Асю, Темку угощала. Они же вон какие синюшные. А эти крошки нам сам наш заведующий Голобоков разрешил брать тем, у кого малые дети есть.
Две недели назад масло растительное кончилось. Поддоны смазывать чем придется приходится. Тесто часто подгорает. Булки снимем, пригарки ножами отскабливаем. Вот крошки эти и получаются.
На той неделе, говорят, какую-то смазку нам привезут…
И как ты, Тамара, подумать такое могла?! Мужики наши с фашистами насмерть бьются – за тебя, за меня, за детей наших. Все люди последние крохи фронту отдают, а я, видишь ли, карманы ворованным хлебом набиваю…
Ольга Афанасьевна заплакала. Мама обняла ее за плечи:
– Прости, Оля. Показалось мне, подумалось. Я дня три назад видела, как Ася с Темкой хлебные крошки с ладошек слизывают. Тогда вроде и внимания не обратила, может, подумала, довесочек ты им разделила. Я сама так делала. А тут опять – щеки в хлебных крошках, вот и подумалось… Прости!
К маме и тете Оле подошла бабушка, и они заговорили в три голоса, заговорили с причитаниями и слезами.
Ни я, ни вынырнувшая на веранду Ася конечно же не очень понимали, о чем речь, почему все