умиротворяюще действовал на Дафну, даже если порицал ее.
А теперь бабушка при смерти. Не то что Дафна питала иллюзии, думая, что бабушка будет жить вечно, просто ей никогда не приходило в голову, что она может умереть. Дафна ехала в глухом похмелье с тугим узлом в желудке, еле способная втолкнуть немного воздуха в легкие через спертое горло. В глазах слезы. Она выключила радио. Все мешало, раздражало, сосредоточиться она могла только на дороге и на бабушке. Ей очень хотелось отключить голову, но на это грандиозное усилие она не была сейчас способна. Был только один способ. Весь день она пыталась не думать о том дне пять лет назад, но сейчас было самое время. Боль о тех событиях притупилась, и теперь то, что осталось, можно использовать, чтобы притупить более острую боль, иначе, как ей казалось, ее разорвет.
Дафна вела машину по ночному городу. Открыв окно, дала свежему воздуху с запахом дождя подсушить слезы. Больница находилась недалеко, в пятнадцати минутах езды, а по пустым улицам и того меньше, но каждая минута давалась ей с невероятным усилием. Находиться наедине с собой было тяжело, она не понимала, о чем думать, так чтобы слезы не залили глаза, как вернуть себе уравновешенное состояние, в котором, и только так, она может существовать. Она решила вернуться мыслями к Мени, спастись там, куда боялась сунуться весь сегодняшний день. Было тихо, сквозь открытое окно она слышала шуршание шин по асфальту. Остановившись на светофоре, непроизвольно посмотрела направо. Водитель, остановившийся рядом, глядел на Дафну заинтересованно, очевидно из-за ее воспаленных глаз, это, как и любое другое мельчайшее вмешательство в ее личное пространство, взбесило ее страшно. Едва загорелся желтый, Дафна с силой ударила по педали газа.
Тогда, пять лет назад, на подъезде к Иерусалиму, находясь в сладкой эйфории, предвкушая недолгий вечер и длинную, пряно утомляющую ночь, Дафну ничто не раздражало. Ни пробки, лениво ползущие вверх, ни тупая упертость начальника, всадившего ей иголки под ногти буквально час назад, перед выходом с работы. Она спокойно вдыхала холодный иерусалимский воздух, наслаждаясь красным шаром солнца, касающегося верхушек деревьев. Проезжая знак, указывающий на въезд в пригород – Мевасерет Цион, она почувствовала, как жар поднялся из желудка к щекам, жар от воспоминания их первой встречи в этом городке. Она оказалась там случайно, поехав с Мирой и Ольгой, гостившей тогда в Израиле, поесть лучший хумус в стране в арабской деревне Абу Гош, расположенной тут же, поблизости от Иерусалима. Мира вскользь, в разгар пьяного веселья, упомянула маленький теплый бар в Мевасерет с единственным сортом пива, стареньким пианино и совершенно особенной публикой. Подруги уже изрядно выпили пива и сдобрили желудки вязким, вкусным хумусом, находились в прекрасном, слегка игривом расположении духа, спонтанно решили съездить в это сказочное место буквально на один бокальчик. Все равно сейчас ехать обратно в центр, в разгар пробок, с определенным процентом алкоголя в крови будет неумно.
Бар,