святого Николая Мирликийского… Сорвался и разбился насмерть. Мне же молиться теперь легче было за него, потому что знала, что дурная бесконечность творимого им зла пресеклась… Ох, и какой же хороший мальчик у меня рос, во всём мне помогал. Приду с работы, а ужин уже готов, и стол накрыт, и всё говорил мне: «Скоро всю заботу о тебе возьму на себя!»
Когда бабушка Лиза рассказывала о своём житие-бытие, я поражалась, как один, светлой души человек, может умирять и освещать в бытовых буднях всех, кто рядом. В годы первых пятилеток советскую молодёжь по комсомольским путёвкам направляли работать на горячие стройки, так мой отец стал проходчиком первой линии Московского метро и несколько лет жил у бабушки Лизы. Возвращаясь вечером в её коморку, он ставил свою рабочую робу на приготовленную газету в углу, ибо, борясь с плывунами на месте будущей станции «Комсомольская», так промокал и вымазывался глиной, что пока добирался до дома, одежда становилась каменной. В те времена тоннели под землей пробивались не машинами, а лопатой и кайлом. Но на утро он неизменно находил свою одежду вычищенной и пригодной, чтобы снова в ней идти на работу… Спать ему приходилось на раскладушке под обеденным столом (другого места в комнате бабушки Лизы просто не было), но оба они, вспоминая те годы, замечали, что жили (она, два Серёжи, бабушка и кот) не только дружно, но и очень весело: как только тушился свет, долго смеялись, рассказывая друг другу забавные мелочи прошедшего дня…
Бабушка Лиза часто говорила о своём Серёже:
– Руки у него были золотые, и ни минуты не сидел без дела. А, заканчивая школу в сорок первом году, сказал:
– Всё, мама, ты вырастила меня, и теперь я буду о тебе заботиться. Работать больше не будешь. Всё беру на себя – сам пойду работать!
Я говорю:
– Нет, Серёжа, лучше учись, а я ещё поработаю немного!
Тогда он обнял меня и сказал:
– Ну, какой же я тогда мужчина, если мама меня, уже почти усатого, кормить с ложечки будет? Нет, ты дома меня ждать будешь, а учёбу, обещаю тебе, не брошу…
А тут – война… и всем классом они ушли на фронт… Буквально через пару месяцев пришла мне бумага: «Ваш сын пал смертью храбрых…» Как такое пережить… Уже после войны ездила я на то место, откуда была похоронка, хотела хотя бы могилу его найти… А местные жители рассказали, что привезли сюда вчерашних школьников-мальчишек ещё без экипировки, только винтовки у них были. А тут вдруг танки вражеские прорвались, так они пошли навстречу этой наступающей громаде и стреляли, стреляли… и только уже в самом конце закричали: «Мама!!!» Так всех их и уложили прицельным огнём… Река несколько дней потом красная была…
Однажды мы с бабушкой Лизой остались на даче вдвоём, и она, увидев картину, которую я почти закончила, остановилась перед ней, и как-то вся просветлилась. Я не поняла, почему так обрадовали её парящие в небесах Ангел