остаться за дверью. Кардинал носит икону Ашалаэли, и меньшие ангелы, даже не будучи вызваны, слишком трепещут перед подобным величием. До такой степени, что образа, связывающие их с нашим миром, могут рассыпаться или сгореть. Помни об этом!
– Запомню, сьёр, всенепременно запомню!
Робард больше не обращался к нему, лишь снова прибавил шагу. Анри поспевал трусцой, чувствуя себя безмозглой лошадью на чембуре. Ростом он превосходил Робарда, но демонстрировать это было как-то недипломатично. Он сутулился, а потом и вовсе слегка присел, завидев впереди парадную лестницу, начинавшуюся в центральной приемной. Все на ней было огромного размера: золоченые перила, багрово-красный ковер. На нижних ступенях плотным строем стояла стража из числа поборников кардинала. С алебардами, в полированных кирасах на пурпурно-золотых поддоспешниках, в гребнистых шлемах-морионах, украшенных золотой насечкой.
Надо ли говорить, что прежде Анри и близко к этой лестнице не появлялся. Обычно по ней лишь высшие чиновники ходили. Простые смертные, которым требовалось попасть вниз или вверх, теснились на боковых лестницах в восточном и западном флигелях.
И вот стражники расступились, салютуя алебардами, и Робард зашагал вверх по ступеням. Анри держался по возможности ближе к нему, лишь разогнулся немного, услышав, как один алебардщик шепнул другому:
– Что еще за горбуна секретарь с собой притащил?..
Робард тоже это услышал. Придержав шаг, он покосился на Анри – на него, а не на стражника, ведь поборники являлись самыми доверенными и ценными людьми в кардинальской свите. Покачав головой, пошел дальше.
Делать нечего, Анри выпрямился во весь рост, да таким резким движением, что чуть не полетел со ступенек. И последовал за Робардом, только мышцы в шее напряглись – он держал голову высоко, борясь с отчаянным стремлением съежиться, стать мишенью поменьше. Четверо старших братьев его давно к этому приучили. Похоже, для внешнего мира требовалась иная стратегия…
Пока он старался успокоиться, они достигли третьего этажа и проследовали через несколько просторных, роскошно обставленных комнат. Повсюду толпились служащие кардинала, сплошь более значительные и лучше одетые, чем Анри, а также просители, слишком важные, чтобы ожидать аудиенции внизу. Некоторые пытались перехватить Робарда, но он лишь отмахивался и шагал дальше. И все они смотрели на Анри, как на бродячую собачонку, непонятно как увязавшуюся за секретарем.
Наконец Робард остановился перед двустворчатыми резными дверьми в дальнем конце высокой сводчатой комнаты. Вдоль стен замерла в ожидании дюжина писцов, каждый с висящей на шейной цепочке переносной дощечкой для письма, чтобы можно было приступить к работе в любом месте и в любой час. Двое из двенадцати усердно писали, а результатов их труда ждали посыльные – юноши и девушки, готовые тотчас мчаться с запиской. Остальные стояли в различных позах, но все имели вид людей, привыкших к периодам долгого ожидания, перемежаемым лихорадочной деятельностью.
Резные