терпеть не могла, когда с ней обращались как с ребенком. Терпеть не могла, когда взрослые переходили на шепот, стоило ей зайти в комнату.
Если бы они ей сказали, если бы сказали все, что знали сами, ей было бы сегодня легче?
– Со мной все в полном порядке, просто немного устала, и все. Ну, кого вы еще сегодня ждете?
Прежде чем Эрве успел ответить, в комнату зашел Кристоф – воплощение истинно парижского шика, весь в изысканной гамме цветов – в хаки и молочно-белом, и с ароматом духов класса люкс. Кристоф был чуть моложе Эрве, круглый год ходил загорелым и стягивал волосы с пробивающейся сединой в хвост на затылке, «а-ля Карл Лагерфельд».
В ту же секунду в дверь позвонили.
– Ага, – сказал Кристоф, посылая мне поцелуй, – это, наверно, Гийом.
И побежал открывать.
– Гийом? – поинтересовалась я у Эрве.
– Новый друг. Работает в рекламе. Разведен. Умный парень. Тебе он очень понравится. Нас будет всего четверо. Остальные уехали за город, все-таки три дня выходных.
Гийом был высоким, темноволосым, ближе к сорока. Он принес ароматизированную свечу и букет роз.
– Познакомься, это Джулия Джармонд, – представил меня Кристоф. – Наша любимая подруга-журналистка, мы знаем ее еще с тех пор, когда ты был совсем юным.
– То есть со вчерашнего дня… – пробормотал Гийом с чисто французской галантностью.
Я старалась почаще улыбаться, зная, что Эрве следит за мной. Странно, ведь в любое другое время я бы доверилась ему. Рассказала бы, как странно я себя чувствую всю последнюю неделю. О проблемах с Бертраном. Я всегда стойко переносила провокации мужа, его иногда очень неприятный юмор. Меня это никогда не задевало и не смущало. Но сейчас все переменилось. Раньше я восхищалась его умом, присущим ему сарказмом. Я только больше влюблялась в него.
Люди смеялись его остротам. Они его даже немного побаивались. За его неотразимым смехом, искристыми синими глазами и чарующей улыбкой скрывался человек жесткий и требовательный, привыкший получать все, что захочет. Я сносила все это, потому что всякий раз, когда он понимал, что задел меня, он приносил извинения, не жалея цветов и подарков. И страстной любви. Именно в постели наша связь с Бертраном становилась истинной – там никто ни над кем не стремился взять верх. Я вспомнила, как Чарла однажды сказала мне после какой-то особенно едкой тирады моего супруга: «Интересно, этот монстр хоть изредка обращается с тобой по-человечески?» Потом, увидев, что я слегка покраснела, добавила: «Господи! Вот теперь картина ясна. Воссоединение на постели. Дело сильнее слов!» И она вздохнула, похлопав меня по руке. Почему же сегодня вечером я не стала откровенничать с Эрве? Что-то меня удерживало. Я так и не промолвила ни слова.
Когда мы расселись за большим восьмиугольным столом, Гийом спросил меня, в каком издании я работаю. Я ответила, но на его лице ничего не отразилось. Французы не знали «Seine Scenes». Его читали только живущие в Париже американцы.