Силища медвежья, а то и по более, по крайней мере молодые берёзки выламывал с корнем. В манерах дикий, бесшабашный, вернее вообще безголовый от роду, а потому тупой как пень и абсолютно ничему не обученный. Но все недостатки морального урода покрывались одним достоинством – он являлся сыном главы поселения и этим всё сказано. Ленив в делах и похотлив на пакости, в общем, как и все подобные ему.
По правде сказать, только в этом деле Шушпан и преуспел в своей помоечной жизни. По молодости шалости казались безобидными, а вот как подрос и вымахал, так и пакости стали куда чувствительными. Справиться с ним селяне не могли, так как папаша покрывал все его прегрешения и всё-то ему сходило с рук как с гуся вода.
Ну поругается родитель прилюдно для пущего вида и собственной важности, ну пару затрещин отпустит если дотянется, а ему такому бугаю затрещины отца как комариный укус, не более. Хмыкает нагло себе под нос и опять за своё.
Только вот последняя его выходка взбудоражила народ не на шутку. Повздорил Шушпан с одним селянином. Ну, что значит повздорил? Тот лишь нелицеприятно высказался про его безобразия, а Шушпану донесли. Вот бугай и попёрся спьяну разбираться, дебил психованный.
С мужиком подрался, вернее, избил его до беспамятства. Ну искалечил обидчика – это ж полбеды, никто бы за горемыку не заступился, но зачем этот обормот его дочь, девку навыдане силой взял прямо на вскопанных грядках, и притом на глазах у матери?
Это оказалось уже перебором, не лезущим ни в какие ворота. Ну и что, что та кинулась на посильную защиту отца и то, когда уж тот упал без сознания. Голосила, вешалась на руки Шушпану, только чтоб до смерти не забил. Ну укусила пару раз. Что ж за это девку то насильничать?
Селение тут же встало как по тревоге «на уши». Мужики схватились за оружие, бабы за серпы и вилы, и всей гурьбой накинулись на большаковский дом, требуя выдать обидчика на расправу, но и тут папаша его выручил своей властью, хоть и не без труда, но всё же ему удалось утихомирить разъярённую толпу.
Мужику за покалеченную морду, выбитые зубы, и за испорченную девку дал откупную, и немало отвалил чтоб все заткнулись. А своего непутёвого сына прилюдно из поселения погнал в шею, то есть отправил на службу в ближайшее стойбище степной орды определяться в касаки «по собственному желанию».
Большак детей настрогал как гусей в огороде. Одних мужиков пяток штук, не считая девок. Шушпан оказался четвёртый по рождению, притом четвёртым он стал всего-то как пару лет назад, а до этого значился младшим из сынов, любимым и балованным. По законам того времени старшие учились хозяйскому делу и вырастая заводили собственное хозяйство, а младшему оставался отчий дом по наследственному праву.
Вот и растили Шушпана в баловстве, вседозволенности как любимчика и наследника, а как баба большака ещё мальчонку принесла два года назад, так и Шушпан вроде как лишним стал.
К труду необученный с детства, мужицкому делу неприученный с малолетства. К тому же возненавидел младшего