задницей почуяв неладное, за Шушпаном не побежал, тем не менее народ и его потребовал отправить на перевоспитание. И так как пацан тоже в семье хаживал в средних сынах и также надоел отцу как горькая редька, то невелика потеря. Вот и отправили его за компанию с Шушпаном.
Третьим в касаки отправился белобрысый Кулик. Молодой совсем, кому по годам вроде, как и рановато ещё было. Добрый малый. Он ни с Моршей, ни с Шушпаном никоим образом не знался. По статусу вдовий сын, но, как и те двое, тоже значился средним сыном. Рос при доме и при большом хозяйстве со своими братьями и сёстрами.
Их отец пропал где-то в походах. Ушёл касачить и уж пять лет от него ни слуху, ни духу. А как прошлой осенью вестник из орды весть принёс о его погибели где-то в дальних краях, по рассказам неведомых Кулику, так пацан и засобирался отправиться по следам отца.
Мать поначалу ревела, билась в истерике, мол никуда не отпущу. Братья-сёстры отговаривали, мол зелен ещё, подрасти чуток, но он упёрся на своём. Семья смирилась, стали собирать в дальнюю дорогу, а тут и эту парочку попёрли в том же направлении. Только он с ними не пошёл, зная их гнилостную натуру.
Кулик не обучался воинскому делу. Учителей не имел. Что отец в детстве показал, то и помнил, как помнилось. Конём, правда, правил умело со сноровкой бывалого. С жеребёнка под себя коня растил и, по сути, он являлся для него единственным другом, а вот из людей друзей совсем не водилось.
Много чего умел по хозяйству, руки выросли на месте и головой не обижен, смекалист. С топором управлялся так, будто родился с ним и всю жизнь прожил, не выпуская из рук. Плечист, силён, правда дракам не обученный, да и при крепости тела в целом ростом не удался, оттого казался ещё младше своего возраста.
Четвёртым из селения отправился в касакскую орду некий Кайсай, что для селян вообще рос тёмной лошадкой. Поехал он даже не из самого поселения как остальные трое, а с заимки из-за реки, где жил с дедом-бобылём. Под большаком поселения эта странная парочка не хаживали, да и сам большак толи что-то знал про того деда, толи просто побаивался, но к нему на заимку никогда без надобности не совался.
А дед тот считался не из простых. С одного вида узнавался в нём старый опытный воин. Лицо в страшных шрамах явно ни от кухонного ножа. В тех же шрамах руки, что просматривались из рукавов одежды. Наверняка и тело всё ими исписано, только голым старика никто не видел.
Ходил странно, крадучись, будто стелясь по земле лёгкой поступью и совершенно бесшумно хоть по лесу с буреломом, хоть по степной траве по пояс. Бороды с усами даже под старость лет не носил, от чего всех видевших его, лысая изуродованная морда корёжила. А белый седой волос заплетал в толстенную косу, коей любая девка позавидует, да и пацанёнка к тому приучил. Того тоже без косы ни разу не видели.
А Кайсай, пацан его, вовсе и не его, как говаривали бабы. С первого взгляда можно было не задумываясь сказать, потому что мальчик рыжий, с вьющимся волосом, с узким лицом и сам весь худой, но в плечах широк. На деда не коим боком не