в голове. Ей хотелось только поскорее лечь спать.
Гарри увидел ее состояние и остановился, предложив заказать для них с Хью и горничной ужин в номер. Хью, по-видимому, совсем расхворался, так что его это даже не покоробило; хотя Этель видела, что брата все больше тяготит положение бедного родственника, в которое его поставил Гарри Кэмп. Еще столько трудностей предстоит разрешить…
Она взглянула на Кэйтлин и устало улыбнулась.
– Завтра с утра, если Хью не станет хуже, мы с вами пойдем по магазинам. Можете считать, что приступили к своим обязанностям… хотя вам тоже нужно приодеться и купить себе всякие женские мелочи.
– У меня нет ни цента, мисс, – сказала ирландка.
Этель поморщилась при виде страдания на ее лице.
– Я заплачу за себя, а Гарри за вас. А вообще, я уверена – нам всем положена компенсация, особенно вам! И мы ее добьемся!
Этель видела, что Кэйтлин терзает еще множество невысказанных вопросов; и особенно ей не терпится узнать о даме, из-за которой они подняли столько шуму. Но не сейчас, не сегодня.
Все пятеро поднялись наверх; и у дверей номера Бертрамов Гарри остановился.
– Завтра я все утро буду у себя. Отсыпайтесь и постучитесь ко мне сами, как будете готовы.
Он поцеловал в щеку Этель, похлопал по плечу Хью; и покинул брата с сестрой. Этель постояла, глядя, как он уходит; а потом со вздохом повернула медную ручку и ступила в прихожую. Она была рада, что этот бесконечный день закончился.
Глава 8
Она уже понимала многое вокруг себя, и это было мучительно, и жить заново было тоже мучительно, – почти так же, как тот непробудный сон. Когда она родилась вновь?.. Она не знала. Жрице казалось, что память ее тоже истлела, или события прошлой жизни стерлись из нее. Как будто она целиком была творением этого существа, которое выдавало себя за благого бога Черной Земли, – не слишком удачным творением, на котором этот демон пробовал свои силы, вылепив ее, точно Хнум11 на гончарном круге.
Вот только слеплена она была из праха мертвых. Она могла обмануть других, всех этих несчастных смертных и слепых варваров; но саму себя – никогда.
Она очнулась в каюте большого корабля – другого огромного корабля, подобного тому, что утонул. И она была совершенно нагая. Ей не было холодно – удивительно, в этом северном краю! Но сердце у нее снова билось, она дышала, и ощущала прежнюю юную силу и гибкость, как в те дни, когда она танцевала в храме для Амона. И пришел голод. Жрица была очень голодна, но хотелось ей не человеческой пищи – или, вернее сказать, ей хотелось много больше, чем человеческой пищи. Чего она жаждала, она еще не могла сказать; но это уже пугало ее…
Потом отворилась дверь, и вошел мужчина – слуга или раб. Он дико вскрикнул, когда увидел ее; она тоже закричала и прикрылась простыней, которую схватила с кровати. В прежней жизни Амен-Оту часто показывалась слугам обнаженной, ведь они – всего лишь орудия своих господ. Но жрица откуда-то знала, что люди этого времени и этой страны гораздо более стыдливы и всегда прячут свое тело. Она многое знала без