Хэппи энд! Свадьба! Особое спасибо мексиканским сериалам, подарившим нашим людям столько возможностей для сравнения! Как Лауренсия! Как Игнасио! То разбитое корыто, которым я была после развода, взывало к милосердию, такту, приличествующей умеренности в проявлении сочувствия и любопытства, к сдержанности злорадства. Моё же теперешнее положение позволяло утопить меня в изумлении, выражении радости, пожеланиях счастья и всевозможных благ, и приличествующей умеренности в проявлении зависти. Ибо как это так? Уныло оплакивающая свою судьбу брошенка с красным носом и двумя детьми перешла дорогу целому полку незамужних, отретушированных красавиц в полной боевой готовности, и увела такого выгодного жениха! Немного омрачало общественный настрой то, что настоящего торжества не было; фата, лимузины, сотня гостей, ресторан – всё это осталось в разбитых фантазиях тех, кто (почему-то?) возмечтал быть приглашённым на сие действо. Организовалась стихийная, (в роли стихии в данном случае выступал Валера), простава на моей кафедре, для тех, кому случилось оказаться там в этот момент, потом на его, а потом скромные посиделки с моими. (Мёд и масло на моё мелкое тщеславие – вытянувшаяся Славкина физиономия; он так вывернул шею, провожая нашу развесёлую, слегка нетрезвую компанию, что врезался в толпу вечерников).
Папа очень радовался. И гордился. Прямо вижу, как он самодовольным тоном на кафедральном сборище (в присутствии Славки, конечно) якобы небрежно бросает, что уж его-то дочь «в девках» не засидится, и принимает поздравления. Дома на его лице читалось облегчение: нашёлся герой, взял с двумя детьми. Как-то подспудно, окольными фразами, случайно вырвавшимися словечками, подобострастным (немыслимо для папы!) отношением к Валере, внушалась мысль, что меня «так уж и быть» подобрали с детьми, и я должна быть навек благодарна. А я и была благодарна. За искреннюю доброту, наивное восхищение (оказывается, мной можно восхищаться?), за ту самую «каменную стену» и «крепкое плечо», которые просто рвались защищать меня от зол этого мира, за то, что меня, наконец, любили. И, наверное, самое главное, – дети. Препятствие, в моих глазах разросшееся до неба – не перепрыгнешь, не обойдёшь, с места не сдвинешь. Если они будут несчастны, если они его не примут, если он хоть намёком, хоть взглядом, хоть жестом выкажет, что они мешают, лишние, я не смогу. Всё кончится, не начавшись. Мои дети никогда не будут чувствовать себя второстепенными. Благодарность, набухшая чуть не удушившим меня комом в горле, прорвавшаяся истерическими рыданиями, глушимыми стиснутыми зубами, закушенными губами, полотенцем и включённой на полную мощность водой в ванной, в первый раз, когда Валера появился у нас в доме. Я начала уже привыкать к его сюрпризам, но Лизка была потрясена фокусом с вытягиванием из-за пазухи, из всех карманов, из брючины (!) бесконечных, разноцветных лент, которые были ей потом подарены. А Севку он так по-свойски подбросил на руках, как будто делал это каждый день, приходя