и дороги. Но мне требовалось другое. Свет. Я хотел напитаться им. Взять с собой хоть один солнечный луч. Как назло густые облака не пропускали и одного. А меня ждала темнота. Не любил я все эти подвалы. Хотелось бы обходить их стороной. Но это слабый повод увиливать от работы.
Внизу, в мрачных лабиринтах узких коридоров стоял мерзкий запах. Гниль вперемешку с мокрым кирпичом и сырой землёй. Стоило захватить противогаз. Он как раз лежал рядом с фонарём. Который взять мне хватило ума. Без него пришлось бы пробираться на ощупь.
Узкие проходы бесконечно изгибались, путались между собой серыми стенами. Иногда они сужались и касались плеч. Казалось, что я вот-вот застряну. Но только я собирался отступить, как стены раздвигались. Больше это напоминало игру в прятки. Кто не спрятался, я не виноват? С друзьями во дворе играть было проще. Часто они не успевали найти укромного местечка. Или укрытие оказывалось слишком очевидным. Победа становилась простой и приятной.
Тишину изредка нарушали шуршание и писки. Мыши хозяйничали в этом, забытом богом месте. Как и говорило привидение.
Я проверил многие закутки. Крошечные комнаты, разбросанные в лихорадочном бреду архитектора. Они ничем не отличались друг от друга. Некоторые я посетил по нескольку раз и не узнавал. Другие с первого взгляда казались знакомыми. Хотелось бросить это бесполезное занятие. Если бы тело лежало здесь, я уже неминуемо бы его нашёл.
Приходилось раз за разом гнать трусливые мысли прочь. Я слышал смрад, а значит и тело должно быть рядом. Нужно только лучше осмотреться. И я шёл дальше. Вновь и вновь. По серому бетонному полу отбивал шаги. Разве подвалы бывают такими огромными? Или я петляю по сотому кругу?
Наконец я вывернул в один из коридоров, где уже прошёл не один раз. Я так думал. И там заглянул в одну из коморок, куда уже заглядывал. Я так думал. Удивление моё вырвалось свистом.
Тело лежало на полу. Придавленное тяжёлым креслом. Гниющее, брошенное. Дышать стало сложно. Слишком грязный воздух. И в придачу слишком сырой. Как я мог столько раз промахнуться? Мимо этой вони невозможно пройти и не заметить.
– Это я?
Снова появилась дымка. Она светилась в темноте, переливалась, постоянно двигалась. Там, наверху, при дневном свете, вся красота человеческой души терялась. Казалась серым туманом. Не более. Но в подземном мраке всё изменилось.
– Мне жаль. – ответил я искренне.
Я не мог её не жалеть. Знала бы она, что будет дальше. Ей теперь закрыт путь на небеса. Калинов Мост раскроет только двери ада. Её душа, эта прекрасная дымка, будет вечность страдать в жерле дьявольской печи. Хотел бы я знать, что загнало её в подвальный мрак и умереть. Хотел бы помочь ещё при жизни. Но теперь всё, что осталось – уничтожить плоть.
Убрал кресло. Высыпал соль. Полил бензином. Я старался не рассматривать тело. Слишком это мерзко. Любовь к разложению куда вернее многих медицинских симптомов говорила о близости безумия. О том, что крыша дала течь. И неизменно это струя сточит края, обрушит опоры. Моргнуть не успеешь, и внутренности твои