уронил сэндвич от неожиданности, а потом в ужасе посмотрел на Эдварда. Глаза отца изменились, стали другими, и даже ребенку было бы понятно – с пекарем что-то не так. На руке у него явственно был заметен свежий ожог.
– Угомонись.
– Надеюсь, что ты сдохнешь.
Эд не думал, что когда-нибудь произнесет это. Отец громко рассмеялся.
– Неужели?
– Я хочу, чтобы ты умер. Я хочу убить тебя.
Гнилая змея внутри Эда расползалась по внутренностям. Ему стало легко и уверенно. Отец снова был пьяный, поэтому воспринимал происходящее, как будничное.
– Ты даже палец на курок положить неспособен. О чем ты говоришь?
Эдвард в ярости поднял револьвер и нацелил его ровно на потный лоб отца. Тот лишь недоуменно приподнял бровь.
– Зря ты о себе так беспокоишься, конечно.
И снова захохотал.
– Я пришел, чтобы убить тебя. – Тупо повторил Эд, понимая, что его сердце обливается кровью и он вот-вот совсем ослабеет и вырубится. На всякий случай он взвел курок.
Отец смеялся; он просил убить себя, а потом резко ахнул; ноги его неожиданно подкосились, он обмяк и грузно свалился на пол. Теперь он хлопал ртом и часто моргал. Непонятно, что с ним такое приключилось.
– Вчера ты наблюдал за тем, что я прячу в гараже. Если бы ты был хоть несколько умнее, то догадался бы, какой секретный ингредиент я добавлю в еду сегодня.
Марти молчал и пытался вдохнуть воздух.
Кажется, отец умирал. Это уже совсем ничего не значило – речь шла о том, сколько уйдет вслед за отцом.
Сэндвич сгорал в печи. Эд достал его, выкинул и положил греться новый. Вернулся обратно, к окошку у шатра, которое было скрыто за ширмой. Нога отца бессовестно торчала снизу, а сам он все еще брыкался.
– Тебе двойной? – Спросил Лоуренс-младший, подойдя к окошку.
– Вроде того!
Неожиданно Эдварду стало ужасно смешно. Он смеялся еще минут шесть: пока клал сэндвичи греться, пока клал начинку, смешивая с ядовитыми зернами, пока видел мерзкие, лоснящиеся лица покупателей. Все это от начала и до конца было немыслимо. Когда он отдавал очередной сэндвич, то заметил некоторое шевеление за ширмой. Сильно испугавшись он отправился проверить, точно ли с отцом все кончено. Он аккуратно раздвинул несколько полос и протиснулся внутрь, предупредив толпу, что скоро вернется.
«Не вернусь» – понял Эд.
Отец сидел на полу и крепко сжимал револьвер.
Эдвард кричал. Ему все это было непонятно и ненавистно. Это выглядело совсем не как фильм; более того, это вообще было совершенно абсурдно. Он хотел убить своего отца.
Прогремел выстрел, и еще один – обе пули вошли в деревянные балки, которые поддерживали конструкцию шатра.
Марти Лоуренс смотрел на сына и пускал слюни. В левой руке он сжимал нож для сэндвичей, которым, как думал Эд, пекарь собирался расправиться с собственным ребенком. На ноже блестело масло, а на самом лезвии застряло кунжутное семечко.
Эд не знал, как у отца хватило духу