вдруг дернулся судорожно и до боли сжал руку сестры; его потемневшие глаза на бескровном лице были как черные провалы.
– Хорошенько помни эту легенду! Её имеют право знать лишь наследники королевской крови. Её и имена мечей и их обладателей. Они знают… знают и еще одну тайну. О венце и Лесной Деве. Это древние реликвии… По этим знаниям в спорном случае выбирают короля. Я рассказывал тебе о них. Хорошенько помни! Теперь найди своих братьев по оружию, – сказал он; он уже не видел и не слышал, даже её вопли и причитания не доходили до его сознания. – Меч Этим Один у рыцаря Натаниэля, он еще на прошлой неделе бежал из Мунивер от гнева отца. Айон Один у… – договорить он не успел, голос его вдруг осекся и причитания Кинф взлетели над деревьями:
– Крифа! Крифа!
Юноша, совсем еще хрупкий мальчик, удивленно раскрыв рот, удивленно смотрел в небо мертвыми глазами. Тонкие пальцы разжались, освобождая от своих объятий рукоять меча; рыдала женщина, молчали рабы, и промежуток между жизнями был долог и скорбен.
– Королева, – Савари, старый маг, с высохшим от времени лицом откинул капюшон и склонил седую голову. Рабы опустились на колени прямо в грязь. Хмурый старик вынул из слабых рук клинок и протянул его девушке, рыдающей у изголовья умершего. – Теперь ты наша королева. Идем, мы должны выполнить последнюю волю нашего бывшего короля.
– Да, – она больше не плакала; тонкие пальчики, украшенные перстнями, перепачканные в болотной тине и грязи, сжались на гладкой, еще теплой рукояти. Тепло рук брата Крифы… она навсегда запомнит его.
Рыцарь Горт снял с Крифы шлем и подал ей.
– Мы должны будем уехать из Эшебии, – сказал Савари. Она глядела в мертвые глаза брата:
– Да.
– Надолго.
Ответа не было.
Черный раб закрыл лицо покойного принца её черным покрывалом.
**************************
В далекой Пакефиде, разделенной на множество Мирных Королевств, была открыта пещера…
**************************
Шут был голоден, но не побит (побить его, правда, не пытался никто, кроме царя Чета, но и тому не удавалось), и это было хорошо, потому что означало, что он все ещё жив. Убить его хотели многие, но никто не мог, включая царя, а сытость представлялась ему возможной лишь у Врат Небесного жилища Яра, а побитым (точнее, испинанным) мог быть только его труп.
«Удачно складывается жизнь»,– отметил Шут, удобно устраиваясь на разрушенном пьедестале из-под бога, низвергнутого сонками с крыши, куда тот предварительно был втащен на веревке. Статуя разлетелась вдребезги под громкий одобрительный рев толпы. Очень, очень зрелищно и весело было.
Сапоги Шута были истрепанны (но все-таки были), темно-фиолетовый костюм с серебряными заклепками почти новый (всего третий год ему), длинные светло-пепельные волосы вымыты (на прошлой неделе), а ножны внушительных размеров меча были начищены до блеска, и это было странно вдвойне. Или втройне.
Во-первых, Шут был карянином-аристократом. Карянин – и вдруг Шут. Во дворе царя сонков – завоевателей. Его, конечно, пытались вздернуть, но не так-то