Разве это не еще одно имя, о котором ты понятия не имеешь?
– Конечно, Рафаэль существует. Еще как существует! – Барт взял у нее листья. – А как ты думаешь, по чьей милости я здесь оказался?
Он пожевал.
– Надо же, горечи не чувствую. Может, дозу пора увеличить, знахарь? А то слишком терпимо… Рафаэль – мой брат, вместо которого я поехал на раскопки.
– Почему он сам не поехал?
Да, бывают истории, запутаннее ее собственной.
Барт замялся на долю секунды.
– Понимаешь, он инвалид. Ты не подумай, он очень умный. Самый умный в нашей семье. Было у отца два сына. Здоровый и умный, – сказал он с горечью и вздохнул. – Раф просто помешан на истории. Он столько всего читает. Все старинные рукописи в доме перебрал: у нас их полно. Он даже гипотезу какую-то выдвинул, не спрашивай, о чем, я не понял, но это опубликовали в одном историческом журнале. Очень смелая, говорят, и спорная. Но придраться не к чему. С логикой у него все в порядке.
В голосе Барта зазвучали нотки гордости.
– Но он взял и чокнулся. Подал втихую заявку на участие в этих раскопках. Говорит, что для дальнейшей карьеры ему это будет нужно. Его пригласили. А куда ему ехать, без ног?
– У него нет ног? – прошептала с жалостью Женевьева.
– Есть. Но он практически не ходит в последнее время. Пришлось ехать мне. Под его именем.
– Ах, вот оно что! И тебе все сошло с рук?
– Почему нет? Мы с ним похожи, впрочем, никто и не проверял – поверили на слово.
– Вы близнецы?
– Нет. Он на год моложе. Но мы правда очень похожи. Отец смеется, что мы штампованные. Породистые и штампованные. Вот смотри. – Барт вынул из нагрудного кармана блокнот и огрызок карандаша.
– Это я, – набросал он лицо, – а это – Рафаэль.
Женин присела рядом. Она завороженно смотрела, как Барт рисует. Второе лицо было копией первого, разве что поскуластей. И чем-то неуловимым отличались глаза.
– Так это все твои рисунки? – погладила она кипу бумаг у себя на коленях.
– А то чьи. Везу Рафаэлю полный отчет, чего мы там накопали. Пусть разбирается. Я в этом ни бум-бум…
– Нарисуй еще что-нибудь, – попросила Женевьева.
Барт улыбнулся. Сел. Посмотрел на нее внимательно и… изобразил знакомого ей петуха.
– Ой, как живой! – воскликнула Женин.
Потом перед ней возникла физиономия доктора, фигура сторожа, потягивающаяся кошка. Собака, задрав лапу, грызла на себе блох. Барт опять лег. Вырвал листки из блокнота, скомкал и хотел швырнуть в угол.
– Отдай мне, пожалуйста. – Женевьева разгладила их: – Ну вот, взял и испортил такую красоту.
– Ты как Рафаэль, – усмехнулся Барт, – он вечно дрожит над моими картинками, как над сокровищами. И хранит их.
Женин разглядывала рисунки.
– Сейчас у тебя волосы длиннее! – заметила она победно. – Не похоже!
Барт взял рисунок, дорисовал волосы до плеч.
– Теперь лучше? Приеду в Меланьи – подстригусь.
Женин с сожалением посмотрела на его