хорошо заученное. Дирижёр на ошибки реагировал лишь взмахами бровей.
В антракте старик подошёл к нему и, ухватившись длинными костями пальцев за локоть, просительно прошептал:
– Смотрите внимательно на руку. Ритм… Ритм… Всё сейчас зависит от вас…
Говорил медленно, будто хотел, чтобы каждое слово въелось, прилипло… и на всю жизнь. А голос звучал непривычно заискивающе. От этого был ещё более неприятным.
«Что с ним? Старик такого никогда не позволял себе. Почему упрашивает, умоляет? Должен требовать…»
Он вдруг почувствовал, как по телу покатилась горячая волна. Лицо запылало, а руки нервно задрожали.
«Почему я раньше не догадался? Как это могло случиться!?»
Захотелось освободиться от пальцев дирижёра и подойти к альтистке, но старик не отпускал, все говорил, говорил… Его остановил только звонок.
Глядя на костлявую спину уходящего дирижёра, направляясь в оркестр, он, подхватил её локоть и тихонько прошептал:
– Что-то происходит со мной. Но ты не реагируй. Считай, что я… я смотрю на тебя.
– Я боюсь, – испуганно ответила она, глядя в его отрешенные глаза.
Палочка вспугнула звуки, и они, как птицы, полетели в зал. Мгновение его скрипка заученно следовала за дирижёром, а он выхватывал из общего хора звук её альта. Скованное напряжением лицо дирижёра ясно и чётко выдавало мысли: господи, лишь бы не сорвалось. А глаза просили, умоляли.
«Задумал ты недоброе, – вдруг с ужасом подумал он, прочитав мысли дирижёра и словно прозрев. – Не догадался я раньше. Мне было не до тебя. Здесь не так надо играть. Сейчас – это ложь!»
Его мысль побежала быстро вперед по музыкальному тексту, как бы пытаясь увидеть то, что было скрыто, и, ещё не достигнув конца, вернулась, убедив его в собственной правоте.
«Но зачем? Ведь этого нет! Нет здесь никакой радости и фальшивого счастья. Здесь буря! Тревога! Человеческие муки!»
Он взглянул мельком на дирижёра, желая увидеть на его лице хоть намёк на то, что сам увидел и почувствовал. Но лицо, суровое, властное, только требовало, чтобы никто из музыкантов не осмелился ослушаться, уйти в сторону.
Ещё раз он прислушался к звуку альта, бросил взгляд на альтистку и, подчиняясь не себе, а высшей воле, окунулся в новую музыку. Он слышал рев безудержной стихии и смерти, которые готовы были разлиться во всю ширь, разрушить все. Поток подхватил его и, ускоряя бег, понёс… Волна подбрасывала на вершину гребня, откуда он видел вокруг светлое, залитое солнцем пространство. Это был лишь миг. Затем разверзлась пучина, бросая его в бездонную пропасть. И чем дольше он падал, тем ярче пылали на оранжево-зелёном небе чёрные звёзды, дышавшие потусторонним огнём. Но неведомая сила подхватывала его у самого дна и, в то время, когда над ним должны были сомкнуться волны, стремительно выносила на самый верх, к солнцу…
Он возвратил себе сознание. Вокруг звучала знакомая музыка,
но не та, которую репетировали.
«Что с ней?» – испуганно прислушался он.
Альт пел песню стройно, весело и ровно.
Он окинул глазами