снова я буду смотреть в окно, как проносятся мимо пейзажи, и гадать, куда меня привезет автобус на этот раз.
– У тебя есть девушка? – спрашиваю я, чтобы только не думать о том, что через несколько часов снова буду одна.
У него появляются ямочки на щеках.
– А тебе зачем это знать?
Закатываю глаза:
– Не задирай нос, я просто так спросила. И если ты не…
– Нет, – отвечает он. – К счастью, я в этом мире одинок, как монах.
Улыбается, ждет моей очереди, а я не сразу понимаю, что должна сказать.
Господи, вот нашла, дура, о чем спрашивать.
– Я? – тычу я себя в грудь пальцем. – И у меня больше нет. – И прибавляю уже более уверенным тоном: – Я тоже, к счастью, одна, и в таком качестве хочу оставаться… как можно дольше… всегда, в общем.
Ну вот, опять. Зачем брякнула эту банальность, надо было просто сказать, что у меня никого нет, и все, и на этом остановиться.
Эндрю, разумеется, это сразу замечает. У меня такое чувство, что он замечает все, ничего не пропускает, так что при нем надо держать ухо востро и не болтать лишнего. Чуть что, сразу подловит и поднимет на смех.
– Ладно, я это запомню, – скалится он.
Слава богу, хоть больше не задает вопросов.
Он откидывает голову на спинку и отрешенно постукивает пальцами по коленке. Я потихоньку смотрю на его мускулистые загорелые руки, пытаясь разглядеть татуировки, но они прячутся под рукавами футболки. Одну из них, которая справа, я раньше успела немного рассмотреть, когда он вытянул руки, чтоб завязать шнурок. Кажется, какое-то дерево. А на руке, которая ко мне ближе, не могу точно сказать, что именно, но что-то с перьями. И еще: все его татуировки, которые я видела, однотонные.
– Что, интересно? – спрашивает он, и я даже вздрагиваю.
Мне и в голову не могло прийти, что он видит, как я их разглядываю.
– Интересно.
«Ну да, мне очень любопытно, что у него там».
Эндрю поворачивается, задирает левый рукав, и я вижу феникса со свисающим длинным красивым хвостом; кончики его перьев я и видела торчащими из-под рукава. Но покрытое перьями туловище птицы совсем худенькое, и феникс выглядит задиристым.
– Ого, вот это да… Класс.
– Спасибо. Примерно год назад сделал. – Эндрю опускает рукав. – А на эту посмотри. – Он поворачивается, задирает другой рукав, но я прежде всего обращаю внимание на вздувшиеся под футболкой мышцы живота. – Клевая, скажи? Сказочное дерево с дуплом… Мне очень нравятся такие деревья, страшные, а если приглядеться поближе…
Я придвигаюсь ближе, гляжу, куда он указывает пальцем, в дупло.
– Это моя машина, «шевроле камаро» шестьдесят девятого года. Машина моего отца, вообще-то, но он умирает… Думаю, достанется мне.
Смотрит перед собой в пространство.
Ага, вот наконец появился в лице едва заметный проблеск страдания, которое он прятал раньше, когда мы разговаривали о его отце. Оказывается, в душе он очень переживает, просто скрывает… От этой мысли у меня сжимается сердце. Я, например, не могу представить ситуацию, когда мама или папа