нахмурился. – Ты пей, пей! Не стесняйся. Я тебе мешать не стану…
– Ты ведь всегда мечтала увидеть восход Коло в море, Тилла, – мягко сказал Ярослав. – Так вот, он уже наступает!
– Гонишь? – голос Тиллы дрогнул, выдавая нешуточную обиду. – Почему?
– Да не гоню, – поморщившись, возразил Ярослав, даже подвинувшись немного, чтобы и травница могла уместить рядом свою обширную задницу. – Говорю, если ты вдруг забыла. Я не обижусь, если уйдёшь!
– Я не уйду, – возразила Тилла. – Подвинься ещё немного.
Она уселась бок о бок, так же как и он свесив ноги в аккуратных, даже изящных выступках за борт, рядом с косматой, изящно вырезанной мастером гривой медведя.
Помолчали.
– А помнишь, вот также сидели лет этак двенадцать назад! – с необыкновенным воодушевлением сказал вдруг Ярослав. – Только не на струге, на городне крома!
– Помню, – тихо ответила Тилла, опустив низко голову. – Одиннадцать лет назад это было. Я всё помню. И клятву, что мы тогда дали – помню!
– Тилла! – нервно рассмеялся Ярослав. – Какая клятва?! Мы дети были! Мне – тринадцать, тебе – десять. Та клятва давно быльём поросла. Я забыл те слова!
– Но не я, – возразила Тилла. – Разве не убедился, что я себя для тебя сберегла? Как и поклялась тогда перед Ладой. Ты… Нет, если ты не помнишь, и я тебе напоминать не стану!
– Я обещал тебе хранить верность, – глухо, не глядя на неё, ответил сотник.
– Помнишь всё же, – тепло, судя по голосу, улыбнулась она. – А ведь говоришь! Я тоже – помню. И разве так трудно блюсти себя? Я ведь не говорю про девок норлингских, что ты прошлым годом брал в горде того ярла? Это – другое. Это – в горячке после сражения. Главное, чтобы сердце было свободно. Или занято. Мной…
– Тилла! – трудно сказал Ярослав, и впрямь не зная, как начать.
– Молчи, – её далеко не нежный и хрупкий палец, солёный и с обгрызенным ногтем, прижался к его губам. – Молчи, не говори! Я видела рубаху на тебе. Такую ты не стал бы покупать сам. Слишком ярка. Такую могла подарить лишь женщина. Из знатных. Молодая и глупая… Нет, я ведаю – шёлк спасает в походе и сражении. От насекомых сберегает и от стрел… слегка… И всё равно она – дура! Молодая, может и красивая, но – дура! А вернёмся – глаза ей выцарапаю!
– Чем? – после короткой заминки рассмеялся Ярослав. – Медвежонок, у тебя ж нету когтей! Ты – воин!
Тилла рассмеялась далеко не сразу. И натужно, словно насилуя себя. Подняла руки к глазам…
– И верно – воин! – горько сказала она. – У ТОЙ, поди, тонкие коготки, нежная задница и высокая грудь… У НЕЁ – огромные, как озёра глаза. И нежная кожа лица. И губы. И…
– Замолчи! – почуяв, что дело идёт к истерике, поспешно зажал ей рот Ярослав. – Пожалей хотя бы воинов, что ещё спят! И… мне очень нравятся твои губы, Медвежонок. И задница. И грудь…
Тут глаза Ярослава стали мечтательными, взор устремился куда-то вдаль а рука… рука по бедру всползла наверх. И наткнулась на выпуклый благодаря женской природе булат кольчужных колец. Как