что ли, держит?
Он затянулся, почувствовав вкус ее помады, тоже какой-то старомодной, и вернул сигарету.
– А вы – русская?
– Для вас это имеет значение?
– Похоже, да. Я из восточной Германии. У меня, можно сказать, отца поломали за то, что он с вашими офицерами служил.
– Сочувствую. У меня папа тоже офицером был, морским, – взгляд ее, наконец, стал помягче. Когда нас раскатали в 90-е «доброжелатели» из-за океана, торговал кальсонами со склада вещевого довольствия, а рядом с ним на рынке стояла мама, кандидат физико-математических наук, с импортной колбасой. Раскатали, наверное, потому что мы как дети были, наивные, верили, что нам и в самом деле все добра желают. А вот теперь стали взрослые, даже слишком. Как вас зовут, кстати? Вольфганг, Зоннеунтерганг?
– Александр Лауниц. Можно Алекс или Саша.
– Что это вы так сияете, Саша?
– Я уезжаю. Прости-прощай, эта чертова Зона и этот сраный Хармонт. А я-то думал когда-то, что она вдохновит меня на творчество.
Она покачала головой и улыбнулась, первый раз.
– Ага, я кажется знаю вашу фамилию. «Проходная дьявола». Вы ж снимали?
– Еще и сценарий писал. И вам, конечно, не понравилось.
– Почему? Там есть интересные задумки, только заметно, что бюджета не хватило. Например, этот персонаж, антиквар Беренс, который столь хитрым образом заставляет героя идти в Зону… У меня, кстати, есть знакомый антиквар.
Что, теперь она его кадрит?
– Это форменное коварство. Неужели вы хотите заставить меня отказаться от отъезда и направить за безделушками в Зону?
– Почему нет? Спасение бегством не лучший способ поверить в себя. Допустим, вы удостоверились, что находитесь в свинарнике, вам надоело метать бисер перед свиньями. Но не думайте, что в другом месте как-то иначе. Вывеска будет другая, свиньи те же.
Она, пожалуй, слишком настойчиво увещевает его остаться. Неужели и в самом деле запа́ла? Надо ж, впервые за пару лет женщина стала проявлять к нему интерес, не рассчитывая на немедленное материальное вознаграждение, а ему уже надо отчаливать!
– Звучит убедительно, но, тем не менее, иногда хочется поменять один свинарник на другой. И что может меня еще притормозить?
– Что-что, любовь, может быть, большая, сильная, – она снова улыбнулась. – Отчего это вы, Лауниц, застыли, вспомнили кадры из порнофильмов? Я вам про другую любовь… Короче, если у вас какая-то дыра в душе, то она переедет вместе с вами.
– Приятно было с вами посидеть, прощайте.
– До встречи в лучшем из миров, Саша. Меня, кстати, Вера зовут. Думаю, вы запомните.
Он встал, но она еще задержала, можно сказать, даже захватила его взгляд своим – как сачком. И тут он, к своему неудовольствию, осознал, что она все же красива. И глаза глубокие, и такое ошеломительное сочетание ярких, почти вульгарных губ с высоким лбом, а пальцы словно из мрамора выточенные. От мысли, что он сейчас навсегда утратит Веру, даже защемило где-то в груди.
Но Лауниц сделал несколько шагов от столика