она в вышестоящие инстанции не будет, а если и осмелится – то безрезультатно, но записку, или, как она выразилась, «маляву» передать на волю сможет без труда, и воспрепятствовать этому Паша не сможет при всём желании. В тюрьме полно вольников, имеющих свободный выход в город, да и штатные охранники в большинстве своём продажны, что и неудивительно при их уровне зарплаты. Сплошные иуды, что уж тут греха таить. И Паша, свято соблюдавший главный принцип железного Феликса: «Если вы ещё на свободе, то это не ваша заслуга, а наша недоработка», решил потенциального врага доработать. Неделю вёл наружное наблюдение за домом бандита и за всеми его передвижениями. Установил, что Племянник жил один, ужинал всегда в ресторане «Кама», откуда направлялся к одной из его многочисленных «мар», где и оставался, как правило, до утра.
Закончив шпионскую деятельность и обобщив имеющиеся сведения, Паша приказал привести на допрос задержанного накануне цыгана. Даже сам Паша, спроси его, чем же отличается задержание от ареста, не смог бы вразумительно объяснить разницу между такими понятиями, как задержание и арест. Промямлил бы, конечно, что мол, юридически, арест – это когда с санкцией прокурора, а задержание – это, вроде бы и без, но сам-то он знал, что фактически разницы никакой нет, и что главное удовольствие в этом деянии – это то, что он имел право надеть наручники на любого подозреваемого. Ровно на три дня мог задержать и в течение этого времени мог самолично казнить и миловать на вполне законных основаниях.
Три дня – это много или мало? На свободе вроде бы и немного, а вот за решеткой…
Знал Паша мудрозадый, что брось он хорошенькую продавщицу, якобы заподозренную в хищении народных средств в переполненную камеру предварительного заключения, где она должна будет спать на голых досках вповалку с убийцами, проститутками, вшивыми и туберкулезными бродяжками, где нужду должна будет справлять в вонючую парашу, позорно кажилясь и карячась с крышкой в руках от трехведерного бачка, на глазах у непочтенной публики, так не только трех дней, а трех часов хватит для того, чтобы растратчица эта была на всё согласная, только бы вырваться из этого кошмара, только бы изменил Паша меру пресечения на подписку о невыезде. Многие понаделали глупостей, себя и других оговорили, испытав шок от увиденного, полагая, что всё время нужно будет пребывать в этом ужасе, не подозревая, что уже в следственном изоляторе есть какие-никакие, а всё-таки отдельные нары с матрацами и что параш там нет, но есть «светланка» – унитаз, хоть и без дверей, но с небольшим ограждением, где, присев, можно хоть на мгновение исчезнуть из поля зрения окружающих и где существовать в принципе можно, если, конечно, арестован за действительно, совершенное преступление. В КПЗ же жить нельзя! Так, по крайней мере, считали многие, заключенные под стражу новички, впервые оказавшись за решеткой. И чем образованнее и деликатнее была арестованная, тем страшней был эффект от увиденного.