целый ряд других.
ПРИКАЗ
Согласно творческой инициативе Ф.П.Платы и для наиболее результативного проведения юбилейных мероприятий, связанных с затуканиванием Когевского заповедника, настоящим приказываю:
В.Р.Ельшинскому подготовить и провести доскональное планирование по зондированию и жостингу ресурса, схему размещения прогулочных и дачных камер, а также наружное наблюдение и жилизацию мероприятий по затуканиванию. Означенное осметить и выслать исходящим на утверждение З.Б.Будулаеву.
Поручил: Будулаев
Согласовали: Ежихин, Бурунбукова, Закусило, Варежка-не-отпускай.
Ответить копией к исходящему: Ежихин, Бурунбукова, Закусило, Варежка-не-отпускай, Лупинцев, Одоевский, Кривоног, Прочий №1, Прочий №2, Прочий №243, Прочий №13.
– Что это? – спросил я.
– Издеваетесь?! – Ельшинский наконец вышел на нужную точку на ординате скандала. – Приехали не-знаете-куда, лезете не-знаете-во-что-неизвестно-зачем, чтобы проявить вашу поганую творческую инициативу! Вы! Вы даже столовую найти не можете! Вы с людьми общаться не можете! Вы на прочих смотреть не можете! Вы хоть понимаете сколько времени я потрачу на эту бумажку и вашу поганую творческую инициативу?! На ваши прогулочные и дачные камеры! Вместо дендрологии и научных исследований, которыми я и должен заниматься, на меня повесили идиотское мероприятие! А теперь еще придется приступить к «зондированию и жостингу»! Знать бы, что это такое? Что это? Вы – придурок с вашей творческой инициативой!
Ельшинский, тяжело дыша, сел на корточки и манжетой рубашки вытер пот. С «истеричками» самое лучшее дождаться, пока извержение закончится, и только потом вступать в диалог. По дыханию Ельшинского я понял, что дендрологу не меньше семидесяти.
– Мне уже девяносто два года, – словно отвечая на мои мысли сказал «истеричка». – Я не «стоял у истоков» Института. Я приехал сюда за двадцать лето до того, как начали истекать эти «истоки». Мое призвание – дендрология. Здесь я мог бы сделать открытия планетарного масштаба.
– Вы и так ученый с мировой известностью, – уже произнося слово «мировой» я понял, что вызову новый взрыв.
– Вы – болван! Болван с микросхемами вместо мозгов! – Ельшинский с трудом поднялся с корточек. – Какая европейская известность? Вы не понимаете, что я провел здесь семьдесят лет? Семьдесят! Никуда не выезжая! И никогда не смогу уехать отсюда! Никто и никогда не уезжает из Когевского Эллипса. Либо в могилу, либо в ивовую рощу на склоне – видели небось красивые деревца?
– Извините, пожалуйста, при чем здесь ивовая роща? – мой мозг крайне медленно осмысливал его слова.
Мне стало не по себе. Слишком много фактов не укладывалось у меня в голове. Слишком многое не стыковалось. Узкие ботинки, лицо, спрятанное в воротник заячьего полушубка, распущенные волосы до пояса. Ельшинскому – девяносто