их декларации Великой Памяти Мира, Пьет’Ро Мау, также стоит за написанием трактата об изгнанных культурах – одна из них закрепляла фундамент идеологических аксиом о мироустройстве сводом неоспоримых жизнеописаний из катехизиса. Мировой сети до сих пор остаются неясными термины, прямо или косвенно относящиеся к оным жизнеописаниям: среди прочих особо выделяются такие самостоятельные синтаксические единицы покинувшего языка, как «Хадисы», «Евангелие», а также «Отправной Лес» – конструкция, по мнению все того же Пьет’Ро Мау, обуславливающая когезию теологических процессов.
– Ты будто удивлен этим знаниям. Мы не раз их обсуждали.
– И правда, каждый раз – как первый. Словно погружаешься в чан со святой водой и пробуждаешься от окружающей тебя глухоты, – с восхищением мальчишки, завороженного мерцающими контурами небосвода, омнифрейм вновь отстранился в потусторонние миры, скрытые от человеческого взора флером кремния.
– Поэтому я считаю, нам надо копать в сторону…
– К Вам посетитель, – умная система дома, нарушив подытоживающее коммюнике Спри, предвосхитила неминуемый приход незваного гостя, чей легкий стук кулачком о дверь тотчас последовал за уведомлением голосового дворецкого.
Крео выжидающе смотрел в сторону входной двери: думалось, еще несколько секунд и нарушитель холостяцкой вечери с виски сам по себе испарится на месте. Кулак не промедлил со второй попыткой обозначить желание войти внутрь – стук стал напористее.
– Снять замок, – одной подкашиваемой ногой в полупьяной истоме, а второй, более-менее устойчивой, в неутраченном здравомыслии хозяин подошел к стальной арке. Щелчок – дверь открылась.
Блеск мокрых волос питал коридор большей энергией, чем инсталлированные в эллипс натяжного потолка плафоны. Их манера насыщать звездной пылью тусклый фон была вторжением на порядок более вызывающим, чем тот же витиевато ломанный деконструктивизм протяжного этажа. Ханаомэ Кид подняла глаза, один из которых галантно прикрывала прилипшая от дождя прядка.
– Мне кажется, Вы забыли зонт, – Крео вытянулся за порог и, дразня девушку, оглянул потолок коридора в поисках набухших влагой туч. – Тут, бывает, сверху вода протечет или еще что-нибудь…
– Я могу войти? – осуждающая невосприимчивость чиновницы к легким шалостям мужчины, мягко размазанным в словах теплотой алкоголя, оштрафовала полуголого дилетанта за невинное заигрывание.
– Конечно, прошу, – он расстелил ладонью воображаемую дорожку гостеприимства и, дождавшись, когда Ханаомэ Кид зашла внутрь, приказал голосовому управлению запереть двери.
Девушка не стала снимать пальто. Она сделала три нерешительные шага в сторону центра апартаментов и обернулась ровно в тот момент, когда промчавшийся за окном полицейский скайстер озарил комнату багрово-синей акварелью. Пигменты от сирены выразительно блестели на одежде Ханаомэ Кид, они на мгновение обволокли ее наитончайшим слоем сверкающего глянца.
– Когда