4. Предложение Ротшильда
Ницца. Английская набережная. 29 декабря 1866 года.
Герцену нездоровилось. С раннего утра его познабливало, немного першило в горле и покалывало в правом боку. К обеду боль в боку унялась, озноб исчез, но горло не отпускало. Он заставил себя выпить чашку горячего бульона и откинулся в кресле за чтением газет. Принесли полуденную почту. Отложив в сторону газеты, он торопливо вскрыл знакомый, синеватой бумаги, конверт и извлек письмо. Через минуту, накинув пальто и закутавшись в шарф, он хлопнул дверью и, не услышав встревоженного оклика жены: «Ты же болен, Саша!» – стал стремительно сбегать вниз по лестнице.
– Вы преувеличиваете мои возможности, любезный Натаниэль, хотя, не скрою, предложение господина барона мне весьма льстит, – Герцен самодовольно ухмыльнулся. – Одного никак не возьму в толк: отчего в русском правительстве решились на столь неоднозначный и, как мне кажется, непопулярный шаг?
– Продажа Аляски – дело решенное, месье Герцен. В связи с этим дядюшка возлагает на вас большие надежды. Если бы вы поспособствовали ему, хотя бы краешком глаза, заглянуть в будущий договор с Североамериканскими Штатами, его благодарность была бы очень весомой, – слова Натаниэля заставили Герцена задуматься, и он посмотрел вдаль.
Легкий бриз лениво шевелил волнами, донося до скамейки на Променад дез Англе, где уединились собеседники, аромат морской свежести, перемешанный с запахом жареной рыбы, приготовляемой в бистро за спиной.
– Дядюшка уверил меня, – продолжал давить доводами Натаниэль, – что, имея столь широкую сеть информаторов на родине, в том числе, чрезвычайно влиятельных, вам по силам помочь ему.
– К сожалению, после того как я поддержал поляков16 в их самоотверженной борьбе с самодержавием, либеральная интеллигенция в России отвернулась от нас, и тиражи «Колокола» заметно упали. Многие мои информаторы, которые занимали, да и сейчас занимают видное положение в государственном аппарате, попросту перестали отвечать мне. Они вычеркнули меня из числа своих друзей.
– Но кто-то же остался?! – энергично возразил раздосадованный Натаниэль, явно не желавший возвращаться в Париж несолоно хлебавши.
– Разумеется… – тяжело вздохнул Герцен, собираясь с мыслями. – Если ранее я получал информацию из самых что ни на есть правительственных верхов, из первых рук, можно сказать, то теперь вынужден довольствоваться крохами. Мои нынешние корреспонденты – издатели второстепенных газет, кое-кто из журналистов и министерских чиновников. Радикально настроенной молодежи я стал не интересен, она меня ругает, обвиняя в отсутствии этого самого радикализма и нежелании дать им средства на революцию. «Довольно агитации, пора действовать», – упрекают меня они, но деньги, однако, требуют.
– А как насчет людей в ведомстве князя Горчакова? – напрямую спросил не собиравшийся отступаться Натаниэль.
– Подумаю… – уклончиво отвечал Александр