Ужинали на ощупь. Вагон ведь не имеет автономного питания.
Я осталась одна в своем купе. За окном светил довольно сильный фонарь, при его свете я пыталась писать, но потом бросила и долго сидела, смотрела в ночь. Фонарь погас и вагон остался один на один с тьмой.
Странные ночи в степи. Не размытые или тягучие, как в России, а контрастные, прозрачные, сухие. И небо – черное, звезды, как новогодние лампочки на гирляндах, выпуклые и блестящие. Если долго смотреть на них, начинает рябить в глазах. Это потому, что я отвыкла.
В такие вот звездные степные ночи особенно странно чувствуешь себя, когда на космодроме ракету запускают. Бывший наш космодром Байконур от Джезказгана в нескольких десятках километрах.
У них ночной запуск. А у меня свидание дачное с соседом. Стоим мы в степи, в полной звездной черноте, и вдруг на небе, чуть левее, над горизонтом, словно кто-то включает некую невидимую кнопку. Сначала вспухает белесая точка, она начинает расти, и растет стремительно, так, что через мгновение нас накрывает, и погружает в молоко. Короткая паника, тело цепенеет, и легкие отказываются вдыхать, как будто не узнают воздуха.
Молоко постепенно редеет, становится туманом, дымкой и исчезает совсем.
Над водохранилищем висит дикая оранжевая луна. Мы тихо плещемся в ее дорожке, а на берегу она стекает с наших тел крупными расплавленными каплями.
– Завтра объявят о запуске, – смеется мой кавалер, – а мы уже знаем…
Утро.
Меняются проводники, и у меня появился очередной жених. Он пришел в белых штанах и белом же свитере; зовут его – Ер-Назар, он, по словам своей напарницы, не пропускает ни одной юбки. Я – его следующая жертва. Ер-Назар из тех, которые не понимают. Пол ночи он крутится возле нашего купе и зовет меня пить водку.
У Ер-Назара две семьи. Со второй женой он живет уже одиннадцать лет, и у них есть маленькая дочка Лейла. С первой женой он тоже родил дочь. Ни жены, ни дочери не останавливают пылкого Ер-Назара, он волочиться за постоянно возникающими на его пути новыми попутчицами.
Женщины определили его судьбу. Из некогда подающего надежды студента, а затем и аспиранта, – Ер-Назар стал тем, кем стал, теперь он мотается из Казахстана в Москву, из степи в лес и обратно. Он торгует водкой, калымит на безбилетниках, перепродает билеты, берет деньги за передачу посылок, выгадывает на всем, на чем только возможно, и не скрывает этого.
– Старшей дочери надо 450 баксов, иначе ее выгонят из института, – сетует он. – Значит, я должен, кровь из носу, добыть эти деньги, и отправить так, чтобы не знала вторая жена. Представляешь, она ревнует меня до сих пор!
Он небольшой, худощавый и все время в движении. Лицо его, тонкое, но в то же время, по-казахски скуластое, с темной кожей и множеством морщин и складок, словно застывших – так натянута кожа.
Он сидит напротив меня и старается, как будто невзначай коснуться моего колена. Я смеюсь. Это его возбуждает, он наклоняется и проводит ладонью