тронуты. День этот имел для них великое значение: из детей они превращались во взрослых. Детская душа должна была вдруг перелететь в разумного человека.
Был чудный солнечный день. Когда конфирманты вышли за город, таинственный колокол зазвучал особенно отчетливо. Крайне заинтригованная молодежь решила идти в лес. Только трое отказались. Одна девушка торопилась домой, чтобы примерить бальное платье, так как ради этого бала она и конфирмовалась; иначе ее бы не взяли на бал. Бедный мальчик, занявший для конфирмации платье у сына хозяйки, должен был поскорей возвратить его. Наконец третий объявил, что он один, без родителей, никуда не ходит, что он всегда был послушным ребенком и останется таким, хоть и конфирмован. Он находил, что тут не над чем смеяться, но молодежь все-таки смеялась.
Эти трое отстали, а остальные пошли вперед. Солнце сияло, птицы пели, и конфирманты, держась за руки, тоже пели. У них не было еще ни чина, ни звания, но они все были дети единого Бога.
Скоро двое младших устали и вернулись в город. Две девочки сели на травку и стали плести венки. А когда остальные дошли до вербы, в тени которой жил кондитер, они сказали:
– Мы можем здесь отдохнуть. В действительности никакого колокола не существует. Это только игра воображения.
В эту минуту из лесу раздался звук такой полный и такой торжественный, что молодежь вздрогнула. Четверо или пятеро решились углубиться в лес. Чем дальше шли они, тем гуще становился лес; трудно было пробираться вперед. Лилии и анемоны были очень высоки, вьющиеся растения переплетали деревья частой сеткой. Но при всем том в лесу было чудно хорошо. Лучи солнца, проникая сквозь чащу, играли и переливались, соловьи пели.
Девушкам было еще труднее пробираться через эту чащу. В высокой траве скрывались острые камни, и они рвали себе платье. Наконец пришли к ключу, который бил из скалы и падал на каменистое дно, издавая странный звук: глюк, глюк!
– Может быть, это и есть тот самый колокол; это надо исследовать, – сказал один из юношей и прилег ухом к земле.
Остальные пошли дальше и пришли к хижине из коры и ветвей. Развесистая дикая яблоня осеняла хижину, увитую колючими розами. На одной из верхних ветвей висел небольшой колокол. Не был ли это тот самый, который издавал такие странные звуки? Почти все разделяли это мнение. Все, кроме одного. Этот один говорил, что колокол так мал и тонок, что не может издавать звука, который трогал бы человеческое сердце. Но так как говоривший был королевский сын, то все решили, что он хочет быть умнее других, и на его слова не обратили внимания.
Королевский сын пошел дальше, товарищи не последовали за ним. Чем дальше шел он, тем больше душа его проникалась величием леса. Он ясно различал звуки маленького колокола, около которого остановились товарищи; иногда ветер доносил веселые возгласы и пение тех, которые остались у кондитера. Но все эти звуки покрылись другим звуком, более торжественным и сильным. Юноше почудились даже аккорды органа. И все это исходило