соображений, а потому что в том завьюженном вагончике, куда забурилась киногруппа, электричество отсутствовало; а жил он всё каким-то заскорузлым бобылём. Даже и не в том было дело, что женщиною в его жилище не пахло, – просто и повадки его, и бытовое устройство, и режим души – никакой женщины не предполагали. Нет, всё было чистенькое, аккуратное, – и свежие комплекты носков и рубашек всегда лежали в шкафу, и кастрюли были вымыты, и хлеб не засыхал. Но всё это было какое-то несуразное, не вполне нужное, словно бы не к нему относящееся. Причём несуразность эта ощущалась окончательной, что и превращало его в преждевременного бобыля.
Между тем, жизнь его была вполне временна. Уже несколько лет семья младшего Венециановского перетекала в Москву. Сперва отец только ездил по делам, потом обосновался и вызвал мать. Но года через три сестра, наконец-то разочаровавшись в мужчинах (и Сергей стеснялся вспоминать, кто у неё был до рождения Игоря, в восемнадцать лет, и кто – после), вдруг вдохновилась карьерой, пока не поздно, где-то там доучилась и понеслась к отцу. А Игорь-то остался, – и, в результате, вернулась мать, хотя не насовсем, а так, пожить, в преддверии завершающего переезда и объединения. Элеонора, сестра, названная так по прихоти деда, правда, тоже эпизодически являлась. Обычно перед какими-нибудь праздниками, денька на три, задаривала, закруживала сына, осыпала обещаниями, а в самый праздник исчезала. Как вот нынче: самолёт у неё, видите ли, тридцать первого в десять вечера. Пусть – да ведь сказала она об этом в семь!
Сам Сергей тоже попробовал себя в Москве, но даже волшебная зарплата не могла удержать его на побегушках. Побегушки, которые поминал ему, больше даже догадкою, Иван, были, конечно, условные, творческие, но с кандалами. Здесь же он был дома, среди своих, никто его фантазиям не мешал, растаскивая его время и идеи по разным проектам, а он никому не отказывал. Так что, хотя и участвовал в общем перетекании, сам никуда пока не утёк; да и ещё и племянник оставался на нём, когда мать уезжала к отцу. Удивительно, какой круговорот умудрились создать эти пятеро!
Сергей среди этого круговорота научился чувствовать себя уютно и безмятежно. Но сейчас, подумав, что Олеся наверняка уже не вернётся, и что Игорю нужна настоящая школа, и что… вообще… – он оглядел свою квартирку с недоумением. Куда это он врос? Так ведь жизнь и пройдёт вдали от ветров. Оказывается, он тут так… только телом жил, а сам и вправду… перетекал.
И тут же, словно подстерегший миг слабости и вцеливший в спину нож, раздался ненавистный звук.
Квартира его, в самом деле, была до того мала, что входная дверь, если её не придержать, распахиваясь, била прямо в соседскую. Дом был панельный, ещё недавно завидный, новый, а теперь облезлый и стремительно дешевеющий. Он располагался на горе, так что один блок оказался на пол-этажа выше другого. Сергей жил как раз у перемычки, – и если ноги его ходили на уровне люстр противоположной квартиры, то голова плавала где-то между ножками столов следующего этажа. Однажды представив