отец.
– Да, но не из упрямства, мой генерал.
– Почему же тогда?
– Потому что, хоть я вас и уважаю, мой генерал, но вы ошибаетесь.
– Как это я ошибаюсь?
– Так; не говорят «хищный зверь», говорят «леший-зверь».
– Ну и что же означает «леший-зверь», Мокэ?
– Это означает зверя, который ходит только по ночам; это означает зверя, который пробирается на голубятню, чтобы душить голубей, как куницы; в курятник, чтобы душить кур, как лисицы; в овчарню, чтобы душить баранов, как волки. Это означает «зверь, который действует украдкой, лживый» – леший, короче говоря.
Определение было настолько логичным, что возразить было нечего.
Поскольку отец не отвечал, Мокэ, торжествуя, продолжал называть хищных зверей лешими, совершенно не понимая упрямства генерала, который по-прежнему называл леших-зверей хищными зверями.
Вот почему на вопрос отца «И что же еще ты предпринял?», Мокэ ответил: «Я сделал то, что делаю, когда хочу поймать лешего-зверя».
Мы прервали диалог, чтобы дать объяснения, которые вы только что прочитали, но между Мокэ и моим отцом, которому объяснения были не нужны, диалог продолжался.
VI
– А что ты делаешь, Мокэ, когда хочешь поймать хищного зверя? – спросил отец.
– Генерал, я поставил ловрушку.
– Как! Ты поставил ловушку, чтобы поймать мамашу Дюран?
Мокэ не любил, чтобы слова произносили не так, как он. Он принялся за свое:
– Да, генерал, я поставил ловрушку.
– И где ты ее поставил, свою ловрушку? У двери?
Как видите, мой отец пошел на компромисс.
– Как же, у двери! – сказал Мокэ. – Разве она приходит через дверь, моя ведьмища? Она входит в комнату, а я понятия не имею, как.
– Через дымоход, быть может?
– Так его же нет; кстати, я вижу ее только тогда, когда чувствую на себе.
– Ты ее видишь?
– Как вас, мой генерал.
– И что она делает?
– O! Если уж говорить об этом, то ничего хорошего; она топчется у меня по груди: шлеп, шлеп, шлеп!
– Слушай, где ты поставил ловушку?
– Ловрушку! Я ее поставил у себя на животе, где же еще!
– А какую ловушку ты поставил?
– O, знатную ловрушку!
– Которую?
– Ту, что я когда-то сделал, чтобы поймать серого волка, который задушил овец господина Детурнеля.
– Не такую уж знатную, Мокэ, потому что серый волк съел твою приманку и не попался.
– Не попался – и вы знаете почему, генерал?
– Нет.
– Он не попался, потому что это черный волк Тибо-башмачника.
– Это не черный волк Тибо-башмачника, потому что ты сам уверял, что волк, который зарезал баранов господина Детурнеля, был серым.
– Мой генерал, это сегодня он серый, а во времена Тибо-башмачника, то есть тридцать лет назад, он был черным. И вот вам доказательство, мой генерал: тридцать лет назад я был черным как ворон, а сегодня седой, как Доктор.
Доктор был котом, которому я старался в «Мемуарах» уделить достаточно внимания, а Доктором