паузы. Или – не только. Язык существует отдельно и сам по себе, а я смущаюсь его способности молчать там, где молчать невозможно.
18:50
К вечеру жутко разнервничался. Словно что-то не успеваю. Не исключено, что такое состояние подпитывается недостатком еды. Сто граммов творога, небольшая баночка йогурта – вот и всё.
Чувствую себя так, словно не выполнил обещания, устойчивого обязательства. Или понял, что уже не смогу выполнить, не успею – и придётся оправдываться, укрываясь стыдом.
За окном мороз, в доме тепло, внутри меня – холодно. Три пласта пространства. Нарушение самоидентификации.
00:33
Ничего ему так и не написал. Не решил чего боюсь больше – выбранных слов или ответа. Или отсутствия ответа.
Впереди ночь, время когда трудно оставаться наедине с собой. Наедине с другим собой. Он слишком непредсказуем, я не знаю, что от него ожидать. Или – наоборот: он очень предсказуемый, я знаю что от него ожидать и хочу избежать этого.
Слушал любимые песни Боуи. На пластинке Reality он рассказывает, как почувствовал себя старым, и я не просто слушаю – я сравниваю ощущения. Мне хорошо известно, как чувствовать себя старым. Все эти The Loneliest Guy и Bring Me The Disco King словно списаны с отпечатков моих пальцев. По ним движется игла и получается музыка.
Потом я поставил This is Not America, и подумал – вот уж точно.
02:43
В итоге я послал сообщение Гуди с вопросом – что написать в сообщении Маэлю? Гуди тут же мне позвонил, а я этого не люблю – меня выдаёт голос, и связки замыкаются. Как можно говорить, когда кажется что невозможно ничего сказать. Я сохранил физическую способность, но тут выяснилось, что коммуникационные навыки в отношении тех, с кем они, по совести, не должны быть потеряны, оказываются потерянными вдвойне.
– Зачем тебе нужна эта черта? – спросил он полусонным голосом.
– Ну, зачем… – произнёс я, раздумывая как это объяснить. – Мы вроде договаривались, «на праздниках». Праздники кончились.
– Ты сам тоже никак не проявился, сидишь и ждёшь.
– Именно так. Но я не могу проявиться. Проявиться – значит опять стать навязчивым. Снова получится, что это нужно одному мне.
– Я правильно понимаю, что ты просто хочешь его увидеть, посмотреть на него?
– Нет. Я не просто хочу его увидеть.
– Что тогда? Чего ты хочешь?
– В том и дело – я сам не знаю чего хочу.
Тут я соврал. Всем прекрасно известно, чего я хочу. Я хочу, чтобы он увидел меня разбитым, и проникся сочувствием. Пожалел. Жалость иногда не такое уж плохое чувство.
Больше того – я хочу, чтобы он вернулся, поняв, что я без него не живу. И я бы очнулся, снова стал сильным и так далее.
Глупо. Очень глупо. И безнадёжно. Но мы говорим о желаниях, а не о возможностях.
– Ты можешь написать что-нибудь простое. Вроде: мы договаривались встретиться, как насчёт завтра во второй половине дня? Чтобы срок был