Мне стыдно и всё тут. Головой понимаю, что ты права. Но всё равно себя виню.
– Нда… это потому что на тебя все с детства орали, а я не смогла быть рядом. Защитить. Это ты меня прости.
– Но теперь же ты здесь, да?
– Ой, не навсегда, Мэтт. Ты же взрослый мальчик. Должен понимать, что наши с тобой беседы – это экстренная мера, потому что без меня ты бы окочурился в тётином курятнике. Я очень хочу, чтобы ты научился постоять за себя – не только словами, ну, понимаешь. Быть сильным. И тогда я уйду.
– Не уходи. Нам же так здорово вместе.
– Только вот живым с призраками общаться – нездорово. Предчувствую, скоро будешь мучаться головными болями, перепадами настроения и аппетита.
– Да почему?
– Аура у меня такая теперь. Я ж поэтому и пропадаю время от времени, даю возможность тебе восстановиться. Только сейчас отлучиться боюсь, хотя пора бы. Вдруг что выкинешь в такой обстановке?
– Да не-е-е. Всё хорошо. Всё нормально. Всё неплохо… Я… Я, это, влюбился, Ев, в одну девушку.
– Ой, стрёмно. Ты мне это брось. Не время и не место, вот вообще.
– Ну ладно. Хотя и могла бы проконсультировать, как себя правильно вести с девуш…
Ева подносит палец к губам, прижимается ухом к стене. Слышно, как в тётиной комнате звучат два голоса: её и соседа.
«Как я рада, что ты пришёл. Митрофан меня так напугал опять, на чердак полез. А я ведь так боюсь, что он встревожит те свои воспоминания, да и самой вспоминать тяжело!»
«Тише, дурочка ты моя. Стены у вас тонкие, я с того раза ещё помню. А ты – кричишь».
«А, точно! Так вот»…
Тётя переходит на шёпот.
– Знаешь, я ведь могу подслушать, о чём они говорят, а тебе потом пересказать.
Вид у Евы такой, словно она не сомневается, что Мэтт поддержит её шпионскую идею. Но Мэтт категорически против, хоть сам не понимает, отчего при мысли узнать правду живот связало в узел.
Ева рычит.
– Да, блин, Мэтт! Ты совсем меня не слушаешь. Я с тобой сегодня больше не разговариваю, сам себя развлекай.
Мэтт открывает глаза.
Была Ева – а теперь пыль, витающая в лучике заходящего солнца, которое проползает в гости к Мэтту через щёлку в чёрных шторах. Мэтт качает головой: «Ну пока, Ев», – и распахивает шторы. Свет ныряет в его комнату и, словно испугавшись бардака: вещей, валяющихся на незаправленной кровати, на кресле, на столе, на полу; тетрадок с учебниками, брошенных на подоконнике; кучи декоративных фонариков, сваленных в кучу в углу комнаты, – свет отскакивает от ростового зеркала и, кажется, прячется в его трещинах.
Мэтт зажигает свет в комнате и встаёт перед зеркалом – как будто надеется, что свет всё же решится вернуться к нему. Но зеркало показывает ему не свет, а Мэтта.
Вообще он красивый, Мэтт. Чёрные волосы густые, волнистые, когда взъерошит – здорово смотрится, сам доволен. Глаза синие-синие. Черты лица правильные. Только на щеке – шрам.
Мэтт прячет его ладонью. Не помнит,