чем уйти, Мэтт ещё раз окидывает взглядом одинокое безжизненное дерево. Когда он был совсем маленький, то мама читала ему возле этого дерева сказки, которые сама придумала. Сказки про её жизнь, так она говорила. Она редко была с ним нежной – но в такие минуты прижимала Мэтта к себе, гладила по голове и шептала на ушко истории: «Чтобы даже ветер не услышал». А мальчик хватался за её чёрные толстые косы, жмурил глаза и боялся, что вот-вот, и ветер унесёт это мгновение в прошлое. И не будет мамы, и не будет её диких страшных сказок, и не будет объятий.
Их и в самом деле больше нет и не будет.
Ветер всё унёс.
И сейчас яблоня мертва. Стоит одна в захолустном поле. И только алая лента, привязанная когда-то в детстве к её веткам, машет ему, зовёт: «Отпусти… Отпусти!..»
Ветер толкает Мэтта в спину, напоминая, что пора идти. Мэтт слушается, но по дороге в школу не может заглушить в ушах голос маленькой Веры из его детства: «Приходи ко мне по проложенной нами с тобой дороге. Твой город ждёт тебя, помнишь? Только так ты не будешь одинок. Поверь, только так».
«Вера, нет», – обращается он к ней мысленно.
«Почему же, Мэтт? Это ведь я спасала тебя от тоски в то лето, помнишь? Когда Евы не стало, когда семья развалилась, и тебе казалось, что ты совсем один. Без защиты… Так что ты должен слушать меня. Приходи. Приходи. Приходи…»
Голос учителя выводит Мэтта из мира раздумий. Точно, сейчас же литература.
– Митрофан, покажи своё эссе, пожалуйста.
Хихиканье одноклассника за соседней партой отчего-то лишает Мэтта способности и двигаться, и говорить. Мэтт зол на себя за это, но ничего не может поделать.
Как и положено «отшельнику класса», он школу ненавидит. Сама учёба – это, конечно, неплохо. Здорово получать новые знания – но только когда твоя голова не пухнет от домашних проблем. И как вообще его одноклассники всё успевают? И у них не безоблачная жизнь, наверное. Не то чтобы Мэтт с кем-то кроме Кира общался, но ему всё равно с трудом верится, что в жизни бывает как-то безоблачно.
В этом, конечно, что-то есть – изо дня в день в кошмарную рань двигать в то место, которое ненавидишь. Что-то мазохистичное. Но Мэтт всё же признаёт, что проблема, скорее, в нём, чем в школе. Он – нелюдимый, неуверенный, не разбирающийся в людях. Трусливый, прямо сказать. Такие качества не в почёте. Кто-то, вот, тот же Кир, находит себе тучу друзей, занятий, вот, на секцию по бейсболу записался и вроде как в литературный клуб при школьной библиотеке.
А Мэтт… Мэтт даже не может вытащить тетрадь, тыкнуть пальцем в неисписанную белую в синем клетку и сказать: «Я нихрена не сделал, расходимся».
– А он завис, Никита Владимирович, – хихикает хулиган, который нападал на Кира – при взгляде на него у Мэтта глаза наливаются кровью. – Он всегда зависает, как сломанный, никому ненужный компьютерный хлам.
Мэтту бы вскочить с места, врезать этому уроду и показать и себе, и другим, чего он стоит,