тусклой лампы, к прутьям, почти вплотную. Под грязной, пропотевшей рубахой прошел холодок. На скамье лежал Серж, и по первости казалось, что он не дышит. Легкий всхрап с его стороны прогрел Рони от макушки до костей ног.
За толстыми прутьями из железа – напротив Сержа – на скамье сидела взломщица Рьяных. Живьем, не подбитая, своя. Рони путался в чувствах, бестолково открывая рот, чтобы назвать их по очереди, не зная, с которого начать. С радости – что увидел ее: целую, без синяков. Горечи, что не на воле. Или страха, потому что все это, быть может, надолго. Навсегда.
– Лея…
В полутьме казалась она ему еще краше, чем когда-либо на крышах. Не заметил, как в Ильязовы сапоги влез? А может, всяк становится дороже, чем был, едва замаячит весть о скорой утрате.
Она и сама удивилась – глаза синие широко раскрыты. Не ожидала от него такого промаха. Вот тебе и умелый воробей: ни своих не защитил, и сам попался. Рябчик, птенец, дуралей…
– Тебя били, – не вопрос, не претензия. В голосе – обида, притаенная злость.
– А, – Рони потер нос – на место его поставили по прибытию в логово, а ныть еще дней пять будет, – да это так, ерунда. Послушай, Лея…
Но его прервал охранник, наплыв тенью из-за спины. Сам встал под свет:
– Пять минут, и тикай отседова.
По виду Хедрик ничем не лучше кабана: ячмень на глазу, форма грязная, обвислая. Показал еще своими кривыми пальцами знак, будто Рони числам не научен.
– Да-да, понял я, понял. – Затараторил Рони, торопясь. – Лея, тот коршун, что за главного… Говорит, ему Джеки нужен.
– Джеки? Тот самый?! Он же не в городе. – Лея аж вспорхнула со скамьи. На второй безмятежно похрапывал Серж, не просыпаясь. – А мы тут каким боком…
– Не обниматься, – рявкнул охранник, голос полнился злобой и, кажется, завистью.
Рони опасливо сделал шаг назад, подняв руки к груди в жесте смирения. И продолжил сбивчиво объяснять:
– Затирали мне там, что вернулся. А я, стало быть, на него теперь охочусь. Таков уговор.
Лея недоверчиво склонила голову на бок, приобняла себя за плечи, будто озябла. Есть над чем задуматься, есть о чем помолчать, когда старшего изловили, чтобы на легенду науськать. Да не на простого ветерана, вроде покойного Стивена, или отошедшей от дел Жанет. А на самого зубастого, если так позволено выразиться, из воробьев!
– На Джеки Страйда, – эхом повторила она.
И самому не верилось. Рони все детство трепетал от уважения, вспоминая зачистку Большой Часовни, налет на рынок Жаклин, дважды успешную кражу в замке Уинтерс…
Теперь он, пусть и не желторотый, но все еще обычный молодняк из Рьяных, положит конец легенде Гэтшира. Против воли, хоть и дали ему скудный, но выбор. Ни одна легенда не стоит своей стаи. Не стоит же? Рони потер лоб кулаком, будто заставляя мозги поработать. Паршиво и тошно. Восхитительно. То по очереди, то одновременно.
«Будто и забыл про свою свободу, да, как чижик мелкий? Поманили тебя славой, может еще и сам за решетку