по щеке и сразу же откидывается на подушку, настороженно ожидая ответной реакции. Правая сторона моего лица начинает пылать, и этот жар хищно растекается по бесчисленным нейронам мозга, застилая разум мыльной пеленой. С трудом различаю беспокойные глаза безрассудной женщины, напряженно наблюдающей за моими руками. Намеренно или неосознанно, но ей удалось добиться своего: неуравновешенная, требующая возмездия часть моего сознания делает новую попытку взять верх, и я понимаю, что уже не могу ей противостоять. Медленно приподнимаюсь, нависая над женщиной, чья нагота теперь почти не прикрыта, а она немедленно выставляет вперед ладони, пытаясь защититься.
– Не собираюсь тебя бить! – хрипло сообщаю я. – Ты заслуживаешь большего!
Она не отводит глаз от моего лица, и хрупкое, почти прозрачное вещество, из которого состоит мое душевное спокойствие, плавится под ее пронзительным взглядом, возвращая нас в то дождливое воскресное утро, когда посреди безлюдного кладбища мы начали свою игру. Но, оказавшись вновь в состоянии войны, теперь мы продолжаем ее уже не такими, какими были тогда, внося в отношения новую неопределенность.
– Похоже, мы вернулись в исходную точку! – удовлетворенно замечаю я, почти физически ощущая напряжение незнакомки.
– Только попробуй! – предупреждает она решительно. – Ты сядешь надолго, потому что я больше не буду тебя покрывать!
– Есть отличный способ в этом убедиться!
Хотя мой голос окончательно сел, она разобрала каждое слово. Попробовала натянуть простыню выше, но мне удалось сорвать с нее молочно-белую ткань. С этого момента сопротивление незнакомки становится ожесточенным, что в действительности делает ее только более уязвимой.
До рассвета мы больше не разговаривали. Женщине, не сомкнувшей глаз на протяжении этой фатальной ночи, стыдно: она проиграла, позволив мне еще раз овладеть собой, но главное – испытала оргазм, что оказалось для нее настоящим потрясением. После того, как все закончилось, незнакомка ни разу не позволила мне дотронуться до нее, отстраняясь с таким отвращением, будто мои прикосновения могли вызвать незаживающие язвы. Не знаю, что творится в ее душе, но теперь, когда охватившее меня сумасшествие поутихло, ощущаю жгущее, как укус осы, беспокойство: впавшая в ярость женщина способна на многое, а возможность отомстить найдется всегда. Прихожу в ужас, представив, как мой преследователь протягивает незнакомке бланк с результатами экспертизы, а она сокрушенно кивает, признавая, что насилие было совершено. Вижу змеиную улыбку на ее лице, удовлетворенный взгляд, и откуда-то издалека, из дьявольских расселин подземного мира приходит острое желание заставить ее молчать. Инстинкт самосохранения требует действия, но – странная вещь – даже находясь в его власти, я не испытываю к незнакомке настоящей ненависти. Изумительное по контрастности ощущение, смесь страха и отстраненного любопытства: как она поступит? В сложившейся ситуации именно она – жертва, наделенная, по иронии судьбы, правом казнить