понятно, только слова «провожу тебя» обо всём сказали. Но зато честно и вот она та точка над «и», она звучит, казалось, и неплохо – «провожу тебя», а понимать нужно, как «пошёл ты…». Вот и разобрались, любовь моя несостоявшаяся. А, что была, я в этом и не сомневался. Просто она сделала всё, чтобы чувства медленно и уверенно затухали. Претензий никаких я предъявлять не могу – это несправедливо, а обидно было, обида «жабой душила» в грудине.
Наташа вышла в лёгком цветастом платье и босоножках на платформе, отчего казалась чуть выше. Причёски, которая мне безумно нравилась, с длинными прямыми волосами, не было, а вместо неё, подрезанные по плечи волосы и чёлка спереди, волосы накручены на бигуди. Да и в другом она изменилась, сильно изменилась, она из девочки, девушки превратилась в женщину. Именно я ощущал перед собой не ту Наталку-полтавку и не Наталку-молдаванку, как я любил в шутку её называть, а молодую женщину, хотя не хотелось так называть, девушка ей подходило бы, конечно, но погрубевший голос и другие внешние и внутренние признаки говорили об обратном.
Это была другая, просто похожая на мою Натаху, совершенно другая девушка, которую я совсем не знал, да и узнавать, скорее всего мне не придётся, у неё есть тот, кто это, возможно давно уже всё познал и читал её, Наташу, как книгу и ей, бесспорно, это нравилось. Всё это было осязаемо, не платонически, как у нас, чувственно и боль, и ласка были телесные, были понятны душе и были постоянно. Уверен почти, что вчерашний субботний вечер, а скорее всего и ночь напролёт они провели вместе, как и предыдущие вечера.
А, что ты хотел, морячок? Это правда жизни. Жены декабристов – патриотично, красиво для сюжета кино, но для жизненного сюжета в наше время – это лицемерии и в лучшем случае, удерживание отношений «про запас».
Я вспомнил, как мы гуляли по Новочеркасску, как катались часами на трамвае, как гадали у слепого шарманщика, где попугай вытаскивал нам счастливые билеты. Видимо и это была фальшь, а действительность, вот она, не завуалированная, без прикрас. И когда машинально, по старой привычке взял Наташу за руку, она каким-то приёмом, иначе не назову, высвободила её и сложила руки на груди. Мы так и шли по тротуару в сторону автовокзала, откуда два часа назад я шёл ещё с надеждой на то, что ошибался, что всё не так и чувства вновь получат импульс. Но, не судьба.
На автовокзале, пришлось ждать минут пятнадцать до автобуса, хотя я мог уезжать тогда, когда захочу, но какой смысл оставаться. Я предложил Натахе прогуляться к роще, что была сразу за территорией автовокзала. Но она категорически отказалась, предложив консервативный вариант: «Давай тут присядем».
Тут – это среди снующих туда-сюда пассажиров. А я-то всего-навсего хотел её поцеловать на прощанье, без свидетелей и без упрёков со стороны свидетелей за безнравственность. Если и это уже для меня «табу», то зачем ещё полмесяца назад в письме, что я получил в конце было: «…Целую. Люблю. Твоя Кроха.»
Не моя ты, Наташа, никогда не была, скорее всего и уже никогда не будешь. Сначала