потряс листком.
– …Ничего про это не написано. Ни единого слова! А ведь это правда!
– Сказки, – отрезал Леонтий, протирая локтем запылившееся стекло. – Почудилось спьяну.
– Я трезв был! – возразил Любанин.
И подивился собственной смелости.
«Чего это я? Нехорошо это… А ну как вдарит?»
Но следователь был настроен благодушно.
Леонтий вообще не любил мордобой. Он предпочитал эту… как её…
«Психологию» вспомнил Размахин.
И посмотрел на подследственного с жалостью.
– Ты не мудри, подписывай, – посоветовал он Любанину. – А сказки про летающих человечков, которые тебя в лесу преследовали, будешь рассказывать адвокату. Или психиатру, если суд на твои бредни поведётся и экспертизу назначит.
– Но они же летали! – воскликнул Любанин.
И поводил листком из стороны в сторону, пытаясь изобразить полёт.
– Над деревьями неслись! И не человечки вовсе! Детины здоровенные, головорезы!
– Антенны были у них на головах? – уточнил следователь.
Любанин посмотрел на него недоумённо.
– Антенны? Какие антенны? Зачем?
– Для приёма сигналов из космоса! – крикнул Леонтий и спрыгнул с подоконника. – Я на природу хотел полюбоваться, на двор внутренний. Чудесная клумба у нас во внутреннем дворе, прямо сердце радуется. Так нет, ты мне настроение решил испортить!
И, подойдя вплотную к подследственному, заорал та, что оглушил сам себя:
– Подписывай!
Любанин, вздрогнув, схватил ручку и расписался на последней строке.
– И расшифровку! И дату!
Любанин послушно написал и то, и другое.
Отдал бумажку следователю.
– Хороший ты мужик, – похвалил его Леонтий.
И обнадёжил:
– Это ничего. На свободу выйдешь, жизнь сразу наладится. Может, профессию какую в лагере приобретёшь…
И хохотнул, довольный своим остроумием.
Потом вызвал конвоира и отправил подследственного в камеру.
Посланец Савойского был прав. Сердце в ту ночь у Любанина стучало беспокойно. И очень погано было на душе.
Корил он себя за слабость и, лёжа под нарами, ворочался с боку на бок. Ворочался до тех пор, пока ненароком разбуженный им сокамерник не пнул его пребольно в бок.
После чего Любанин страдал и беспокоился тихо.
10.
А вечером того же дня, с коллегами за рюмкой сидя, рассказывал со смехом Размахин о странном подследственном.
Те дивились фантазии человеческой.
«И придумает же!» говорили сыскари, качая головами.
И посмеивались.
До той поры, пока Размахин не стал живо и в красках описывать ночь лесу по версии подследственного.
– Пьян был до помрачения! – уверенно говорил Размахин. – Кто на трезвую голову на ночь в этот лесопарк полезет? Да в тех местах, только со стороны Гольяново, на прошлой неделе два трупа нашли. Так вот,