не имею. Я его не добудился.
– Он тоже, наверное, такой же Томба[2], как я?
– Вроде того, – ответил я, и мы оба рассмеялись.
– Давай сейчас по домам, передохнём, а вечером жду к себе, – предложил Сосо.
– Отлично!
В условленное время я объявился у «Лимонов», но Гиоргобиани нигде не было видно. Поскольку я не знал, на каком этаже и в каком номере он обитает, да и в приемной не нашлось никого, кто бы мог дать мне нужную информацию, я вышел на улицу и стал кричать в окна:
– Сосо! Сосо! Сосо!
Бесполезно. Никаких следов Гиоргобиани. Кричал я долго, пока в одном из окон не появился какой-то мохевец.
– Ты чего орешь как резаный?
Я кричал очень громко, и пронзающие небо белые вершины гор тотчас же возвращали мне гулкое эхо.
Я как-то очень грубо ответил мохевцу на его реплику и в скором времени был окружен горцами, вооруженными увесистыми дубинками. Мне ничего другого не оставалось, как обнажить нож.
Тут как раз объявился Сосо, и между нами и горцами завязалась жестокая драка, которая для нас закончилась плохо:
парень, которого я ударил ножом, скончался от потери крови по дороге в Тбилиси.
Тот вечер навсегда врезался мне в память. Помню, как полицейские заталкивали нас в машину, как стая черных ворон накрыла белый склон Гудаури и как луна вдруг исчезла с неба.
Сначала нас ждала КПЗ в пригороде Дигоми, а потом – Ортачальская тюрьма.
– Мы познакомились второго января?
Вопрос был таким неожиданным, что я с изумлением уставился на Гиоргобиани.
– Похоже, сама судьба свела нас, черт побери, – пробормотал он, не дожидаясь моего ответа.
С Божьей помощью суд позволил нам использовать статью о необходимой самообороне. Мы получили по пять лет: я – как виновный, Гиоргобиани – как соучастник.
Срок тянулся долго, и много всего произошло за это время – были кровь и унижение, но была и радость, и настоящая дружба, и то не выразимое словами чувство, которое испытываешь, выходя на свободу.
За эти годы мы прожили целую эпоху. Поскольку я угодил в тюрьму, будучи еще подростком, Гиоргобиани, который был старше меня на пять лет, взял надо мной шефство. Он выручал меня не только в страшных драках, но и в повседневном тюремном быту; никогда не оставлял меня без дружеского совета.
И вот мы на свободе. За пять лет наш родной Тбилиси так изменился, что, казалось, только я и Сосо понимали друг друга. Было ощущение, что даже деревья цветут каким-то особенным образом. Словом, от прежнего мира не осталось и следа.
Это утро выдалось блеклым, безнадежным; казалось, что даже воздуха нет. Можно было подумать, что вместо солнца взошла луна, обещающая мрачный и скучный, затянутый туманом день.
Стоял июль. Улицу Палиашвили сотрясал рев автомобильного клаксона. Конечно, это был Сосо, только он мог так сигналить – сплошняком, без пауз, одним словом, по-свански.
Через несколько секунд я сидел рядом с ним в Х-5.
– Здорово, звонарь. Что стряслось?
– Кто такой