погостить дома. Вы не видели Дэниела, а он вовсю болтает на двух языках, – на снимке внук носил ковбойские сапожки и лихо заломленную шляпу.
– Ворон грозится посадить его на коня, – добавила дочь, – трехколесный велосипед малыш освоил…
Эмиль надеялся, что Роза тоже обживется в Америке. Он снабдил дочь засекреченным, как выразилась Марта, телефоном Джошуа Циммермана.
– Он сын моего товарища по оружию, – сказал Гольдберг, – славный парень. Он говорит по-французски, словно вырос в Париже, у него приемный сынишка. Тебе будет интересно с ним повстречаться, – Роза фыркнула:
– Даже в семьдесятом пятом году не принято девушке звонить молодому человеку. Я оставлю на автоотвечике мой номер. Пусть он сам решает, связываться со мной или нет.
Эмиль пожелал Джошуа правильного решения. Он считал, что мистер Циммерман подходит дочери больше, чем Ник. Роза пока не знала, что кузен оказался на свободе.
– Хаим с Полиной ей ничего не скажут, – заметила Марта, – из аэропорта их отвезут на американский дебрифинг, а Ник пройдет его в Британии, – Гольдберг чуть не попросил, чтобы дебрифинг длился как можно дольше.
– Но Ник отец Эммануила, – напомнил он себе, – пусть это была и случайная связь, – услышав об израильских новостях, он сказал Анне:
– Если Моше был жив два года назад, то может быть жив и сейчас, – Эмилю было жалко Элишеву, – и он рано или поздно вернется домой, – Анна отозвалась:
– Надо верить, что вернется, милый. Хотя, – жена запнулась, – в плену случаются разные вещи. Михаэль изменился именно после плена, – Гольдберг покачал головой.
– Моше сильный человек, милая, и не сломается, – Эмиль признавал, что он сам никогда в плену не был.
– И не сидел в тюрьме, – Анна зашевелилась, – и меня не отправили в концлагерь. Мне повезло, а миллионы других людей стали прахом. Анна права, пусть память об ее отце живет и дальше.
Они договорились об именах для мальчика и девочки, но попросили врачей не сообщать пол ребенка.
– Кажется, мы скоро все узнаем, – шипперке обеспокоенно заворчал, – надо заводить машину, – Анна болезненно застонала:
– Милый, – женщина приподнялась, – извини, все началось, – Гольдберг уронил очки, прежде чем уверить ее:
– Я сейчас вернусь, – он почти выбежал из кабинета.
Покосившись дверь, Мишель осторожно коснулась телефонной трубки. Лиора устроилась под пледом, где дремала ее мать. Шипперке остался на диване. Из-под подушки виднелся край салфетки с начатой вышивкой. Мишель невольно улыбнулась.
– Папа и Анна ничего не заметили, – вышивка была делом рук Лиоры, – она в последний месяц везде оставляла пяльцы, – отец позвонил из рудничной больницы полчаса назад. Трубку взяла добравшаяся домой Аннет.
– Мы подождем, – сказал доктор Гольдберг, – и начнем операцию. Все идет хорошо, не волнуйтесь, ложитесь спать, – Мишель предполагала, что Аннет