быть прикованным к креслу и зависеть от каждого слуги.
–– Вы хотели обрадовать меня? – прошептала я.
Он улыбнулся и, наклонившись, ласково поцеловал меня.
–– Конечно. А еще я знал, что на днях должен прибыть Буагарди. Да и Бурмон с ним. Не мог же я встретить их как инвалид.
–– Вы хотите поскорее поправиться, – сказала я с досадой, – потому что знаете, что тогда сможете уехать.
–– Вот уж нет. Уезжать я хочу как раз меньше всего. Просто тогда я смогу обнять вас. Как мужчина, а не как калека.
Я молчала задумавшись. Я только теперь поняла, что с этой минуты, когда Александр самостоятельно встал, выздоровление будет продвигаться очень быстро. У него железная воля. Она поставит его на ноги за считанные дни.
Герцог вдруг оторвал руку от стены, на которую опирался, с усилием повернулся ко мне и, взяв мое лицо в ладони, заглянул в глаза.
–– Вы ничего не скрываете, carissima?
–– Что же мне скрывать?
–– Вы бледны. Это не проходит. Уж не больны ли вы?
Я молчала. Он тихо произнес:
–– Любовь моя, вы заставляете меня трепетать. Что с вами?
–– Ничего, – произнесла я.
–– Скажите мне правду, – настаивал он.
–– Мы поговорим об этом позже, – сказала я решительно и, чтобы сменить тему, протянула ему письмо. – Взгляните лучше на это. Это любопытно.
Герцог взял письмо, но мою попытку уклониться от разговора воспринял без особой охоты. Он еще какое-то время вглядывался в мое лицо, словно пытался что-то узнать, потом развернул бумагу.
–– Это не должно вас беспокоить, – сказал Александр, когда ознакомился с содержанием, и усмехнулся. – Видите, они даже не решаются приехать сюда, они просто пишут. Как же они, по-вашему, осмелятся явиться за деньгами? Синим сейчас страшно в Бретани, дорогая моя.
–– Они могут приказать нам самим привезти деньги.
–– Но ведь никто не заставляет нас это делать, не так ли? Черт возьми, разве мы разбиты, чтобы исполнять приказы синих?
Он пошатнулся и, забыв, что его правая рука повреждена, ухватился ею за стену. Ругательство невольно сорвалось с его губ. Он сразу же умолк, но от боли пот выступил у него на лбу.
–– Ну, вот видите, – сказала я. – Рано еще. Вам нужно сесть. Вы должны щадить себя.
–– Проклятая рука, – пробормотал он, скрипя зубами, пока я его усаживала. – Нужно что-то делать с ней. Когда начнется война, мне нужны будут обе руки.
–– А мне нужны вы, – прикрикнула я на него внушительно. – Так что ведите себя смирно, пока доктор не даст сигнал к чему-то другому.
Не слушая меня, он тревожно спросил:
–– Дорогая, что вы думаете о Бурмоне?
–– А что я должна думать? – спросила я лукаво, вспоминая во своем июньском поклоннике и понимая, к чему клонит Александр.
–– Ну, я надеюсь, он вам нравится не настолько, как вы старались показать?
–– А вас это беспокоит?
–– Еще как. Если он вам и вправду нравится, я погиб.
––