чем-то вонючим ручонки и ловким движением ноги возвращал попрошаек в канаву. Те клятвенно обещали отомстить, но как-то неубедительно.
Чем больше Шмеля замечал подробностей, тем меньше ему нравился город. Раньше, в воровскую бытность, шуруханскому недотёпе не доводилось бывать в столице, разве что проездом, когда его пытались казнить на главной площади этого насквозь погрязшего в дерьме оплота Империи. Не нравилось Шмеле, что на его голову выливают помои аккурат из окон верхних этажей кривых домов, которые возводил, надо полагать, окосевший от пьянок криворукий строитель. Не нравились Шмеле толпы охреневших от тесноты и духоты гостей и жителей столицы. Комплексующий по любому поводу Император запретил делать улицы шире пяти метров из соображений экономии земли, ибо за пределы городских стен город почему-то расти не желал. Задыхающемуся Иллюминоку ничего не оставалось, как только сужать свои улицы и топить их в нечистотах.
***
Уже в сумерках Кыся и Шмеля нашли наконец-то где переночевать. Кыся, правда, после истории у ворот оживился и горел желанием доставить компаньону ни с чем не сравнимое удовольствие от созерцания штаб-квартиры «Серости Империи», но Шмеля одёрнул вновь зафанатевшего коллегу от этих дурных мыслей.
– Мне перед сном вредно разглядывать ваши штаб-квартиры, – объяснил он. – И спать я хочу больше, чем с нимфой совокупляться.
Они остановились перед дверью завалившегося на одну сторону двухэтажного здания, чьи стены были сложены из грубо обработанных валунов (хотя Шмеле показалось, валуны вообще не обтёсывались). Из освещённых окон первого этажа лились тусклый свет и пьяный ор десятков голосов.
– А ты, мой дружок, жрать хочешь? – спросил Кысю Шмеля.
Но бравый агент СВР не слышал вопроса – мыслями он находился в вожделенной штаб-квартире, где уже отчитывался перед министром Гексом, расписывая в розовом цвете свои подвиги и в чёрном – Шмелины. Кыся очень соскучился по своей аккуратненькой папке, в которой он любил копить доносы, чтобы в один прекрасный день выложить их на стол министра…
С небес на землю Кысю вернул звонкий подзатыльник.
– Ну, чё встал как пень? – проговорил над самым ухом незнакомый голос.
Кыся обернулся. Шмели не было, а вместо него, уперев руки в боки, на Кысю пялился худой, как щепоть, но рослый человек в замызганном переднике. Видимо, это был хозяин трактира.
– Чё, мля, особое приглашение нужно? – сплюнул трактирщик и принялся подворачивать рукава. – Ща устрою!
Он ухватил неимоверно длинной рукой Кысю за капюшон, толкнул дверь и буквально зашвырнул того в утробу трактира. Кыся пролетел через весь зал, не успев толком разобрать находящихся в нём лиц, головой распахнул какую-то дверь и треснулся коленками о дощатый пол тёмного коридора, ведущего куда-то вглубь дома. Кысе не удалось заплакать, так как его опять схватили, волоком протащили по коридору и втолкнули в мрачную комнату с мрачной мебелью, с мрачно горящим камином, подле которого