не угадаешь.
Еще чуть-чуть – и я бы выпалил: «Напрасно вы так думаете», но сейчас не время умничать.
– Что же именно, – спрашиваю, – приключилось с вашей супругой?
– Понимаешь, решила она испечь для сыновей печенье. По мне, домашнее печенье – лучший гостинец. Многие ли матери радуют детишек домашним печеньем? В наши-то дни. Это в прежние времена хозяйки только и делали, что вечно пекли. Я женат на исключительной женщине. Но изредка, Гилберт, изредка я жалею, что не подыскал себе какую-нибудь другую, потому что изредка… – Он набирает полную грудь воздуха и стискивает губы так, что они просто исчезают. А потом продолжает: – У моей жены…
Боже. Началось.
– У моей жены. Подгорел. Целый противень печенья. Само по себе это не трагедия. Хотя мальчики, конечно, будут расстроены. Но само по себе это не трагедия! А она теперь плачет так, будто вся ее жизнь летит под откос, – ревет над пригоревшим печеньем. Изредка… честное слово, очень редко у меня возникает желание сунуть ее головой в духовку и открыть газ.
Внезапно мистер Карвер бьет себя левой рукой по лбу:
– Господи. Даже не верю, что у меня такое вырвалось. А ты веришь? Насчет духовки – это я дал маху. Как только язык повернулся?
Сворачиваю на их подъездную дорожку. Через окно вижу миссис Бетти Карвер: сидит, пригорюнившись, за кухонным столом.
– Наверное, вы, мистер Карвер, хотели сказать, что изредка она действует вам на нервы.
– Да. Вот именно.
Уф… Дыши глубже, Гилберт, дыши свободно.
Мистер Карвер молча слизывает пот с верхней губы.
– Кстати, Гилберт…
– Да, сэр?
– Не забудь про батут. Четвертого числа. Мы будем очень рады, если ты заедешь опробовать наш батут.
Вылезает из моего пикапа. Его мешковатое, потное туловище движется к дому. Не оборачиваясь, он исчезает за дверью. Хорошо еще, что не стал благодарить меня за поездку.
На полпути к дому сворачиваю на обочину шоссе номер тринадцать. Припарковался, но двигатель глушить не стал. Отпускаю руль. Вытягиваю перед собой руки. Буду сидеть, покуда не уляжется дрожь.
14
Сегодня понедельник. Час еще ранний; Арни машет обеими руками – из города увозят карусельных лошадок. Мимо нас едут и другие аттракционы: мой братишка, сияя улыбкой, машет всем, а водители в ответ сигналят, кто длинно, кто коротко. Когда уезжает вдаль «Серебряный твистер», я говорю:
– Все, Арни, больше тут ловить нечего.
Но он, щурясь от солнца, смотрит во все глаза. Каждый год вглядывается в даль, пока аттракцион не скроется из виду.
– В этом году луна-парк был из лучших, верно, дружок? А? Как по-твоему?
– Частями.
– И какие же части тебя не устроили?
– А-а-а. Знаешь, что меня не устроило, Гилберт… знаешь, что было плохо?
– Ума не приложу.
– Лошадки…
– Карусель?
– Ага, лошадки вредные были. Они меня заплевали.
– Не может быть.
– А