способной и уже взрослой дочери свободу, оставить ее одну в Упсале. Истинное самопожертвование – с ее-то инстинктом помочь, подставить плечо, выручить. Разница между уважением к чужой частной жизни и наплевательством исчезающе мала – подобные мысли приходили в голову то и дело. И не было уверенности, чувствует ли Рита эту разницу.
Что в итоге? Получается, сначала ее бросил отец, а потом и мать. Ничего удивительного, если девочка воспринимает свою жизнь именно так: ее бросили.
Моника вздрогнула и вытерла набежавшую слезу. Наверное, от дыма. Нажала кнопку, в вытяжке глухо зажужжал вентилятор.
Предательство необязательно должно быть откровенным. Даже наоборот – на то оно и предательство, что происходит исподтишка. Ее собственная мать чуть не каждый день, пока Моника была в школе, рылась в дневниках, находила и выбрасывала сигареты. Читала секретные письма и записки от ее первого бойфренда. Все начистоту, Моника! Все начистоту! Спокоен и счастлив только тот, кому нечего скрывать.
Но Монике было что скрывать! Частную жизнь, мысли, тайны – все, что касалось только ее и никого больше. Еще в молодости она дала себе клятву: если у нее будет дочь, она предоставит ей свободу.
Потянулась за телефоном. Сигнал соединения. Второй. Третий… четвертый.
Решительно вдавила окурок в пепельницу. Надо спросить Элизабет, не возьмет ли та на пару дней собаку. Или всего на день, ведь можно сесть на утренний поезд и вернуться вечерним. Ничего особенного – узнать, как поживает дочь.
Взяла записную книжку с телефонами, начала листать и вдруг заметила записанный наискось чуть не через всю страницу номер.
ЛАНДОН 0704146828
Может быть, позвонить? А что скажет Рита?
Но Рите вовсе не обязательно знать.
Они расстались – ну и что? Работают в одном университете. Что ему мешает заглянуть к ней в кабинет, спросить, все ли в порядке? А не застанет на месте, так сядет на велосипед и докатит до Лютхагсэспланаден, постучит в дверь.
Надо только собраться с духом.
Моника села, выпрямила спину и набрала номер.
В слабом свете из окна кружили ленивые спирали снежинок. Хелена проводила его. Лесок казался неправдоподобно густым и черным.
Ландон наколол целый ворох поленьев. Получилось довольно ловко, хотя он никогда раньше этим не занимался; наверняка произвел впечатление.
Не только дров – и слов было сказано очень много. Перед уходом ему так захотелось ее поцеловать, что губы горели до сих пор. Что-то сегодня должно случиться. Он не верил в предчувствия, но совершенно ясно: что-то должно случиться.
– Спасибо за помощь, дровосек.
– А, ерунда, – довольно отмахнулся Ландон. – Там еще полно чурбаков.
– Ты вовсе не должен был их колоть. Я же пошутила.
– Знаешь, очень приятно в кои-то веки поработать руками. Моя работа… как бы выразиться… очень абстрактная, а главное, ее нельзя закончить. Вязанка дров, между прочим, иногда приносит куда большее удовлетворение,