пока он юн, и резв, и свеж,
Чист мыслями в своих мечтах незримых
И полон ярких, радостных надежд,
Предчувствием любви неповторимой,
Ещё пока не знает сладких мук,
Встреч и разлук, наполненных свободой.
Ещё пока в обители наук
В кругу друзей дни юные проводит.
И ожидая тайный дар вестей,
Скрывается в своей невзрачной келье —
К нему немало дорогих гостей
В его лицей приходят то и дело.
И среди них писатель Карамзин,
Историком великим ставший позже.
Приходит он, конечно, не один,
Жуковский с ним, и Вяземский с ним тоже,
Василий Львович, дядя, как всегда,
В своих суждениях и в шутках вольный.
В клуб «Арзамас» их он вступил тогда
Под именем «Сверчок» и был доволен.
Веселья, шуток полон был тот клуб.
И чувствуя во всём непринуждённость,
Едва войдя в смешной, весёлый круг,
Постиг поэт души освобождённость.
Здесь можно было юмором блистать,
Смеяться вслух, восторг свой выражая,
И недругов своих критиковать,
Словно в театре их изображая,
Искусно пародировать их речь,
Причуды поведения, манеры.
Клуб «Арзамас» был местом славных встреч.
Здесь юмор свой черпал поэт, наверно.
Здесь, в этом клубе, он в себя вбирал
Смех, шутки, дар божественного слова.
Уже в то время он осознавал,
Что не должна быть жизнь всегда суровой.
Без юмора и нежности души,
Стихи – они как приговор закона.
Не зря все чувства добрые нашли
Приют в сердцах поэтов, в жизнь влюблённых.
Однажды Батюшков к нему забрёл,
Рассеянный, меланхоличный, грустный.
Он о поэзии с ним речь завёл,
О чувстве долга всех поэтов русских.
И помолчав, добавил вдруг потом:
«И я поэтом честным быть старался».
Казалось, что-то угасает в нём,
Но он, как прежде, вспыхнуть не старался.
И Александр чувствовал, что он
Давно томится болью непонятной,
И в грусть, как в сон, всем сердцем погружён,
И на челе его сомнений пятна.
Он представлял поэта не таким —
Философом, ленивцем, резвым в слове,
Влюблённым в жизнь, весёлым, молодым,
Которым каждый мог быть очарован.
Он был таким когда-то, но сейчас
В нём стихла страсть, ослабло чувств горенье.
Казалось, с миром вдруг утратил связь
Поэт, спеша в другое измеренье.
Не задушевно – тихо, нелегко
Они простились, навсегда, быть может.
И Батюшков куда-то далёко
Ушёл, своею грустью растревожив
Ум Александра, заронив в него
Своих сомнений роковое семя.
И Александр долго никого
Не принимал и мрачен был со всеми.
Но время юности берёт своё,
И он от дум печальных отряхнулся,
Воспринимая жизни бытиё.
Опять,