говорить: Снег будто нервничал, Шатун же оставался спокойным.
– Снег недоволен тем, что я осталась, – мне не хотелось жаловаться на то, что мне плохо среди её друзей, но постоянно сталкиваться с холодным взглядом этого парня было неприятно, потому я и сказала об этом Эле, как только мы скрылись за домом.
– Он ещё не привык к тебе, хотя сам когда-то был на твоём месте: его не хотели принимать, а Вий и вовсе был против его присутствия в доме, – отвечала Эля, устраиваясь на скамейке в беседке.
– Почему Вий был против? – меня это заинтересовало только потому, что я часто становилась свидетелем того, что у них называется «дружеским спором». Вий может поругаться со Снегом, но спустя несколько минут снова говорить с ним как ни в чём не бывало; Вена может повздорить с Саблей, но в этот же вечер они снова будут заговорщицки смотреть на меня и ждать удобного случая, чтобы подколоть или задать провокационный вопрос; не говоря уже о том, как каждый считает своим долгом посмеяться над историями Шамана.
– Он считает, что Китя любит Снега, что он – её первая любовь, на самом деле Китя любит Шатуна, – ответила Эля, пожимая плечами.
– Разве? – удивлению не было предела, я даже попыталась припомнить – видела ли я Шатуна и Китю вместе за всё то время, что нахожусь в доме, но в памяти ничего такого не всплывало.
– Так бывает, – ответила Эля. – Просто Снег оказался ближе и сообразительнее, – заключила она, поджимая губы.
Она посмотрела в сторону, давая понять, что больше не хочет говорить на эту тему, а мне в этот момент хотелось продолжить разговор о Ките, спросить о её приступах, но Эля быстро вырвала меня из размышлений, попросив рассказать о себе. О, как бы мне хотелось рассказать ей о себе всё! Всё то, что я никому и никогда не рассказывала! Что-то мне подсказывает, что только Эля и способна меня понять; что-то внутри умоляло меня сделать это: рассказать всё, выплакаться наконец-то, поделится своей болью, но… Я не знала, с чего начать, и как о таком вообще можно с кем-то говорить.
– А что рассказывать? – в итоге у меня вообще не нашлось никаких слов.
– Что-нибудь, – пожимая плечами, продолжала она. – Ты живёшь с нами уже неделю, мы тебе более-менее знакомы, а ты остаёшься для нас чужой, – мне захотелось закурить, прежде чем начать рассказывать о себе хоть что-нибудь, а Эля, будто угадывая, протянула мне пачку сигарет с зажигалкой.
– Ну… – мялась я, не зная с чего начать.
– Кем ты работала в городе? Тебе нравилась твоя работа? – лучше бы она спросила меня о родителях или о детстве; ведь именно из-за этой работы я и пережила тот кошмар, о котором не могу и слова вымолвить. Стоит вспомнить – слёзы сами собой начинают литься, а при посторонних плакать не в моих правилах.
Вдруг, чтобы не вспоминать прошлое, чтобы не говорить ничего о том, что не даёт мне спокойно спать до сих пор, я решила врать. Вместо того чтобы рассказать, как однажды я устроилась менеджером по продажам, я сказала:
– Это