дон Фердинанд, подходя к своему племяннику.
– В общем-то, нет. Но я так и не понял, в чём дело, – пожал плечами Америго.
– Месье де Валенсоль, – обратился он к рыцарю. – А на словах сеньора ничего не просила передать?
– Только то, что в письме, – ответил шевалье. – Разве что велела мне доставить вас в замок Берланга де Дуэро, где она и будет вас ждать.
– Вот это да! – развёл руками дон Фердинанд. – До Берланга де Дуэро три дня пути, да и то если по прямой.
– Тем не менее, – ответил шевалье. – Я вынужден попросить сеньора Америго собраться и немедленно последовать за нами.
– Вот ещё! – проворчал дядя. – Вечно это у неё. Как взбредёт что-нибудь в голову, и попробуй с этим что-то поделать.
Тут раздался довольный голос лесничего:
– Господа! Ужин готов! Добро пожаловать к столу. Клянусь святым Франциском, вы ещё не пробовали такой вкуснятины!
– Да, месье де Валенсоль, – обратился к нему дон Фердинанд. – Я не могу отпустить своего племянника уставшего и голодного, да ещё и на ночь глядя. Пожалуйте к нашему столу, шевалье. Поешьте, отдохните, а завтра, так и быть, отправитесь в путь.
Анри де Валенсоль сначала думал всё-таки отказаться, но голод и усталость после дня, проведённого в седле, заставили его согласиться.
Утром следующего дня ещё до восхода солнца, Америго и трое его спутников покинули спящий лагерь.
Глава 3
По широкой пыльной дороге, змейкой проходящей через холмистую речную долину, двигался экипаж, запряжённый резвой гнедой четвёркой. Кучер, разморенный знойным полуденным солнцем, сонно кивал, лишь изредка поднимая голову, дабы подстегнуть кнутом лошадей. Следом за каретой двигались шестеро вооружённых всадников, облачённых в набивной доспех. Эти три пары молодцов, едущих по двое, корпус в корпус друг с другом, представляли собой конных сержантов сеньоры Бривьеска. Во все эпохи и времена ни один крупный господин не выезжал из своих владений без надлежащего сопровождения. Но в данный момент дело было вовсе не в законах приличия, а в реальной опасности, которую представляли собой извилистые тропы горной Испании, на которых могло произойти всякое. На сержантах был толстый набивной доспех, наполненный паклей, и склёпанные широкополые каски, что при полуденном зное доставляло изрядное неудобство.
В стороне от них, поближе к карете, ехал четырнадцатилетний Америго. На нём была белая льняная рубаха, пёстрые клетчатые шоссы и башмаки, а поверх головы расшитая золотом красная круглая шапка. Если же мрачные утомлённые лица сержантов говорили о нескольких сутках почти беспрерывного пути и духоте, терпеть которую в почти полной боевой амуниции было просто невыносимо, то угрюмое лицо мальчугана говорило совсем о другом.
Получив во время охоты письмо от матери, Америго решил, что ей в голову взбрела очередная блажь, и конечно же, не воспринял это всерьёз. Он не хотел возвращаться домой раньше времени, рассчитывая