книги, таится зерно всей будущей семейной трагедии – все большего охлаждения естественных родственных чувств, доходящего до совершенного взаимного отчуждения и даже злейшей ненависти.
Ее сын – Порфирий Владимирович (у него тоже был реальный прототип – старший брат писателя Дмитрий Евграфович, с детства получивший прозвище Иудушка) начисто лишен всяких родственных душевных движений и привязанностей. Между тем даже Арина Петровна на старости лет все же испытывала тревогу за будущее осиротевших племянниц, о которых прежде отзывалась как о «щенках», навязанных ей на шею…
Чиновник до мозга костей, закоренелый за десятки лет службы в департаменте крючкотвор и пустослов, Иудушка и в собственной семье ведет себя соответственно. Елейно и ханжески поучая всех поступать «по-родственному», он не только обирает мать, но и «почтительно» требует от нее мелкой и оскорбительной отчетности по хозяйству и фактически выживает ее из дому. Он ждет смерти брата, чтобы завладеть его имением, доводит до самоубийства сына, женившегося без дозволения и мстительно оставленного без всякой помощи.
Когда Арину Петровну в конце настигает страшная месть, она начинает осознавать «во всей полноте и наготе итоги… собственной жизни». Ходивший в «постылых» сын, Степка-Балбес, спился. Глубоко и оскорбительно равнодушен к родным Павел, в свои предсмертные дни потрясший мать грубым отказом доверить ей деньги, которые иначе неминуемо должны достаться ненавистному ему Иудушке…
И. С. Тургенев видел в трагическом старческом прозрении Арины Петровны шекспировские черты. На такую же высоту подымается и финал Иудушки.
Он кончает жизнь поистине «погребенным заживо», погружаясь сначала в запой праздномыслия, бесконечные расчеты выгодных комбинаций, сводящихся единственно к тому, чтобы еще кого-нибудь объегорить и обобрать, а затем, подобно покойным братьям, в подлинное пьянство. Презрение и отвращение к этому персонажу не препятствует автору с драматической силой показать пробуждение в Иудушке «одичалой совести», придающее его прежде лживой речи пронзительную искренность и простоту и толкающее героя на отчаянное и самоубийственное покаянное «паломничество» на могилу к матери («А ведь я перед покойницей маменькой… ведь я ее замучил… я!» – бродило… в его мыслях…»).
Сравните внешне столь несхожие характеры Павла и Порфирия Головлевых. Нет ли в «глупо-героическом романе», который создает в своем воображении Павел и в котором он одерживает верх над братом, общего с тем «омутом фантастических действий и образов», в который постепенно погружается Иудушка? Чем отличается образ Иудушки от традиционных образов лицемеров?
Эзопов язык
Острота щедринской критики приводила его к почти непрерывному противостоянию с цензурой. «Ах, это писательское ремесло! Это не только мука, но целый душевный ад, – признается в одном из последних произведений сатирик. – Капля по капле сочится писательская кровь, прежде нежели