упорно делал вид, будто не замечает ее, обернулся и сказал:
– А теперь уходи, Мэгги. Для тебя нет места на траве. И вообще, тебя сюда никто не звал.
В душе у Мэгги кипели страсти, достойные настоящей трагедии, если бы трагедии возникали исключительно на почве страстей. Но движущей силой страсти оставалось желание действовать, и тогда Мэгги изо всех сил толкнула своей смуглой ручкой маленькую бело-розовую Люси в грязь.
Тут уже Том перестал сдерживаться и два раза больно ударил Мэгги по рукам, после чего бросился спасать Люси, которая лежала и беспомощно плакала. Мэгги отступила к корням дерева в нескольких ярдах поодаль и без всякого раскаяния взирала на происходящее. Обычно, поддавшись очередному минутному порыву, она начинала терзаться угрызениями совести, но сейчас Том и Люси заставили ее ощутить себя такой несчастной и жалкой, что она была рада отравить им счастье – заодно радуясь и тому, что плохо стало всем. С чего бы вдруг она должна предаваться сожалениям? Том ведь не спешил простить ее, хотя она очень-очень раскаивалась.
– Я расскажу обо всем маме, мисс Мэг, – громко и многозначительно пообещал Том, как только Люси встала на ноги и была готова идти обратно.
Обычно Том никогда не ябедничал, но сейчас справедливость требовала, чтобы Мэгги была наказана по всей строгости. Не то чтобы Том научился мыслить абстрактно; он даже не заикнулся о «справедливости», как не имел ни малейшего понятия о том, что желание наказать кого-либо может называться таким красивым словом. Люси же была слишком поглощена свалившейся на нее бедой – своим перепачканным лучшим платьем, – а также теми неприятными ощущениями, которые она испытывала, будучи промокшей и грязной, чтобы думать об их причине, которая оставалась для нее совершеннейшей загадкой. Она ни за что не угадала бы, что же она такого натворила, отчего Мэгги так сильно разозлилась на нее, но она чувствовала, что Мэгги поступила дурно, и потому не стала проявлять великодушие, уговаривая Тома «не ябедничать». Она вприпрыжку бежала рядом с ним и жалобно плакала, а Мэгги сидела на корнях дерева и смотрела им вслед, словно говоря: «Так вам и надо!»
– Салли, – сказал Том, когда они подошли к двери на кухню и Салли в немом изумлении уставилась на них, с недожеванным хлебом с маслом во рту и длинной металлической вилкой в руке. – Салли, скажи маме, что это Мэгги толкнула Люси в грязь.
– Господь милосердный, но где же вы ее нашли, такую-то грязюку? – спросила Салли и нахмурилась, а потом сошла вниз и принялась осматривать corpus delicti[10].
У Тома недостало воображения, чтобы предвидеть этот вопрос, но едва он был задан, как он уже понял, к чему это приведет и что Мэгги окажется не единственной виновницей в этом деле. Он потихоньку попятился прочь от входной двери, предоставив Салли самой играть в угадайку, которую деятельные умы, как печально известно, предпочитают готовому знанию.
Салли, как вы помните, не теряя времени, потащила Люси к двери гостиной, поскольку явление